Голос Актис звенел среди сводов святилища.
Кто-то потянул ее за край одежды. Тогда она вырвалась и, подбежав к статуе, одним прыжком вскочила на алебастр подножия божества. И там, на глазах у всех, она ударила богиню в лицо.
Толпа ахнула.
Актис окинула всех затуманенным торжеством взглядом и закричала, потрясая отнятым у богини ожерельем:
— Вы видели?.. Видели?.. Разве она испепелила меня своим гневом?.. Разве она воспротивилась и не дала мне надругаться над ней?.. Почему же она не простерла руки и не превратила меня в черепаху, в скорпиона, в последнего гада?.. Ведь я жива!.. Жива!.. И я плюю на нее, — плюю, ибо ныне пришел час моей мести!..
Актис изо всей силы толкнула статую в грудь, но серебряная литая фигура была слишком тяжела и не пошатнулась; тогда Актис стала бросать в нее все, что попадалось под руку: священные инструменты жрецов, кадильницы, драгоценные чаши, статуэтки богов, корзины с плодами и сосуды с вином…
Толпа, увлеченная дерзостью плясуньи, начала избивать божество.
Сок растрескавшихся гранатов и красное жертвенное вино текли по серебряным щекам богини широкими ручьями.
Бронзовая ваза, брошенная мужской рукой, отбила, наконец, золотой урей статуи, и он со звоном покатился по плитам пола. Актис соскочила вниз и стала топтать его ногами.
Крики заглушили ее торжествующий вопль.
Толпа вынесла Актис на плечах за ворота.
Золотой царский урей, прикрепленный к ее голове, сверкал как большая яркая звезда.
Актис, все еще держа в руках ожерелье богини, плясала на плечах у толпы и хохотала:
— Ну что, царевна Меситнинухет-Техен, неужели ты не видишь, как Уаджит горит в волосах у дочери грязного парасхита?..
Дети бегали по всему городу, охваченные не меньше взрослых жаждой разрушения.
Тринадцатилетний Яхмос с торжеством показывал матери на столб черного дыма, клубившийся над папирусным домом.
— Это я!.. — говорил он. — Это я с другими поджег весь склад, чтобы проклятым рпат не на чем было писать счета наших податей.
Бикит гладила мальчика по голове.
— Жги, души, режь их, как они жгли тело твоего отца, выжигая на его плече клеймо позора!.. Терзай их, мой маленький коршун, как они истерзали грудь твоей матери!.. Плюй им в лицо, как они плевали когда-то на нас!.. Рви на части их смрадные сердца, ибо настал наш день…
Она ласкала сына, наслаждаясь его жаждой мести.
— Ступай к соседкам, мой храбрый львенок, и скажи, что я жду их на углу улицы сфинксов. Пусть захватят с собой ножи и палки. Надо еще кое-кого пощекотать из этих обожравшихся псов, — у многих еще житницы ломятся от зерна, а у нас в домах больше мафката и золота, чем муки… Скоро нам придется грызть электрум вместо хлеба и мяса…
