Он слышал, как упали медные засовы ворот, как рухнули подставные лестницы житниц, как замолк бешеный лай перебитых камнями собак… Глаза его были широко раскрыты от у ужаса…
— Где он?.. Где он?..
— Где ехидна, жалившая нас столько наводнений?..
— Где пес, терзавший наши сердца?..
Чей-то знакомый, вкрадчивый голос остановил крики:
— Да свершится ваш праведный суд, друзья, — такова воля богов!..
Нахтмину приподнялся на локте.
Дверь с треском сорвалась с петель, и толпа ворвалась в покой.
Старик увидел перед собой разъяренные злобой лица, сжатые кулаки и не мог произнести ни слова. Он искал глазами хоть одного из еще недавно преданных ему слуг…
Чьи-то грубые руки сорвали одеяло и стащили Нахтмину с постели. Бритая голова семера со стуком ударилась о резную ножку. В толпе слышался смех…
— За что?.. — вырвалось из сжатого судорогой горла Нахтмину.
— За что?.. За зерно, которое ты крал у нас… За палки твоих шаушей… За слезы наших голодных детей… За плевки и побои, которыми ты кормил нас вместо хлеба… За зной и пыль на постройках… За воду, которую ты охотнее выливал в песок, чем в наши распаленные жаждой глотки!.. Вот за что!..
Нахтмину тяжело дышал. Кто-то встал на его грудь ногой и, наклонившись к самому лицу, плюнул в глаза.
Кругом захохотали…
Нахтмину отер лицо, хотел что-то сказать и вдруг заплакал громко и протяжно, как ребенок.
— Плачь, плачь, пес, терзавший детей наших, отцов наших и братьев!.. Плачь кровавыми слезами, ибо у нас нет больше жалости!..
Нахтмину поднял голову и встретился глазами с Пеироиритом. По лицу его пробежала мучительная судорога.
— Скажи же им, скажи!.. — прохрипел он, стараясь схватить край одежды писца. Но тот отступил назад и брезгливо отвернулся.
Тогда, словно найдя в себе остаток сил, старик поднялся и побежал. Толпа растерялась от неожиданности и выпустила его.
Нахтмину бросился в соседний покой и захлопнул за собой дверь. Бронзовый засов глухо звякнул в петлях.
Толпа, ударившись о твердое дерево, завыла в бешенстве.
— Будь проклят, убийца отцов, братьев и детей наших!.. Будь проклят, зверь, пожиравший нас столько наводнений!.. Будь дважды проклят, грабитель и вор!.. Мы вольем тебе в горло все наши слезы, весь пот, пролитый нами… Будь проклят, живой Сет!.. Подавись песком, которым ты кормил нас, наполняя свои житницы зерном!.. Будь проклят на суде праведных, ибо нет греха, которого бы не совершил ты перед лицом богов!..
Толпа била кулаками, ногами, царапала ногтями, стараясь выломать дверь, но твердый ливанский кедр не поддавался… Тогда было решено сжечь семера живьем или выкурить дымом, как дикого зверя.
