Походка Актис теперь уже не прежняя, — она носит в себе бремя. Ноги часто не слушаются ее, она задыхается и без сил падает на землю…
Но все это ничего. Она готова терпеть еще большие муки. Ведь скоро придет срок, когда тот, чье биение она слышит под сердцем, придет, чтобы вернуть ей утраченное счастье…
В редкие минуты отдыха она ложилась в узкой, длинной тени пальмы, подпирала лицо руками и смотрела в сторону юга. Там, далеко, за желто-серыми холмами песков, за бурой полосой, соединяющей голубое небо с пустыней, находился лагерь Нерхеба.
О Сехмет, рыжегривая львица,
Ты сожгла мое сердце
И заковала меня в огненные цени…
— Ах, как тяжелы твои цепи теперь, а как они были сладостны и легки еще так недавно…
— Нерхеб!.. Нерхеб!.. Нерхеб!..
Уже Месоре… Скоро начало наводнения… К первым дням его у нее должен родиться ребенок, и счастье снова вернется к ней… Так сказал мудрый херихеб Ири, которому она отдала золотое кольцо возлюбленного.
Это будет, верно, мальчик… Она назовет его сыном Хатхор — Синухетом, ибо это она, «Прекрасноликая», вернет ей Нерхеба…
— Синухет!.. Синухет!.. Приди скорей!.. Озари своим сиянием мрак моей души, затерянной среди сжатых пшеничных полей и голых полей маиса… Вот я лежу здесь без сил, ибо бремя моего горя тяжелее бремени, которое я ношу из-за тебя…
Актис плакала; тень пальмы укорачивалась с каждой минутой, — солнце близилось к полудню.
Шерау, вернувшись, наконец, со всеми беглецами домой, принес дурную весть. На юге, в самом начале Та-Мери рухнули старые плотины; если их вовремя не исправят, вода Нила, которая начала уже прибывать, размоет насыпи, разрушит береговые укрепления и разольется без удержа, минуя приготовленные для нее каналы и водохранилища.
— Помилуйте нас, боги Египта, — говорил Шерау испуганно, — если это случится, вода зальет поля, и они превратятся в болота, деревни смоет как иссохшие листья, люди и скот станут тонуть!..
— А сойдет вода, — горестно подхватила Нирбит, — и от прежних селений не останется и следа; там, где теперь играют наши бедные дети, будет долина, покрытая илом; каналы потеряют свои плотины и обмелеют; «шадуф» будет лишним, он высохнет, как кожа осла на солнце, как грудь мумии, и к концу посева засохшее без воды зерно не даст ростка и умрет!..
— Что же думают там, в городах?.. — спросил сокрушенно Сент.
— В городах сейчас суета, отец: знатные «рпат» и «хеки», как стая шакалов, настороживших уши, ждут, когда можно будет урвать кусок выгоды от царского «урея». «Хеки» юга грызутся, как львы, с «хеками» севера…
