Племянник Нугри Шерау, сын Сента, у которого поселилась Актис, бежал вместе с другими юношами своей деревни в дальние болота, чтобы не быть призванным в войска.
Семья боялась за его жизнь среди диких зверей болот Та-Мери.
— У Шерау отчаянная голова, — говорила старуха Нирбит, — мое сердце болит за него. В тростниках бродят стада «тобу», подстерегают «кемуры» и ехидны… Лучше уж он пошел бы открыто в Хсоу и стал воином, чем блуждать без приюта, без родных, без друзей, среди стольких чудовищ…
— Полно, Нирбит, — сердился Сент, — твои слова пресны, как песок… Звери не злее слуг «благого бога»… Вспомни, много ли пришло домой из рядов войск во времена покойного фараона, да хранит его владыка Аменти, Сокар-Озирис!..
Дни тянулись за днями среди однообразного тяжелого труда. Землепашцы надрывались, торопясь убрать остаток жатвы. Это был, правда, не прежний урожай былых годов, когда высокий, частый колос гнулся к земле, отягченный зерном.
— Великая Реннут и Непер прогневались на Долину… — говорил сокрушенно Сент, — по всей стране перестал родиться прежний хлеб… А чья в том вина?.. Разве наша?.. При хорошем управлении, твердят старые люди, Нил доходит до пустыни, а при плохом, как сейчас, сказать к примеру, — пустыня до Нила… Близок, видно, тот день, когда пески покроют все поля вплоть до самого берега…
— А нам разве не все равно — хороший или дурной урожай, — возражала Нирбит, — мы одинаково голодаем и не видим плодов своих рук…
— Ох, видно, Сет помрачил твой разум, — сердился на нее муж, — видно, ты сама не знаешь, что говоришь!..
— Я знаю одно, — огрызалась в свою очередь Нирбит. — что в стране Ра все может перемениться: и фараон, и главный бог, и столица, Нил может потечь медом, а песок родить воду, а вот судьба пахаря останется прежней…
— Что верно, то верно… — соглашался, наконец, Сент.
Актис, слушая изо дня в день эти причитания, скучала и чувствовала себя лишней обузой в семье. Она старалась, как могла, быть полезной: вязала снопы, собирала корни лотоса, срезала папирус, училась даже ткать, но непривычные к работе руки рвали пряжу, рассыпали снопы, теряли стебли папируса.
Ах, как тяжелы мокрые связки папируса, — как давят они плечи, как нестерпимо печет солнце; лучи его, словно огненные стрелы, жгут голову…
