И Бикит рассказала все по порядку.
Она бегала утром помочь отцу в его хозяйстве. Подходя к плетню его дома, она услышала крики и женский плач… А когда подошла ближе, то ясно разобрала гневный окрик отца: «Будь проклята, грязная гиэна, убившая свою мать!.. Блудливая тварь, наказанная богами и людьми!..» И что же увидела Бикит, войдя во двор отца?.. Тинро стоял с поднятыми кулаками, а у ног его валялась женщина в рваной одежде из дорогой косской ткани и молила простить ее…
— Ну и кто же была эта женщина?..
— Клянусь рогами Изиды, — это была пропавшая много наводнений назад Актис!..
Бикит рассказала, захлебываясь от волнения, о том, где провела Актис все эти годы, о том, что это о ней-то и твердили богатые юноши города, ее-то и восхваляли как саму «Золотую», сошедшую с небес; она рассказала о любви к ней знатного «семера», прогнавшего ее теперь по приказу самого «благого бога»…
Брови Нугри насупились.
— Скорее можно встретить белого кушита, — сказал он злобно, — чем честного «рпат». Что стоило «семеру» вскружить девчонке голову, наобещав всех благ, а потом вышвырнуть ее прочь, как заболевшую чумой суку?..
— Слушай, слушай дальше, — не унималась Бикит. — Актис с позором выгнали из дома «семера»; старуха мать его даже не пожелала взглянуть на бедняжку; собак — и тех научили не подпускать ее к воротам. Тогда она пошла назад, к своей прежней госпоже, старой Мимуте; но и та выгнала ее. «Кому нужна теперь плясунья, забывшая ради слез все свои улыбки, — говорила хозяйка дома плясок, — кто захочет смотреть на нее теперь, когда всякий знает, что она нечистая?..»
— Да издохнет в корчах проклятая старуха!.. — снова не выдержал Нугри.
— Тогда Актис побежала к отцу, — продолжала Бикит, — но он не может простить ей преждевременной смерти нашей матери. «Это ты была виновна в смерти моей Меризанх, — кричал он, — она пролила слишком много слез из-за тебя, паршивая овца ее стада!..» Он поклялся, что не скажет с ней ни слова до конца своих дней, если она останется жить в его доме…
Нугри молчал и думал.
— А самого главного я тебе еще не сказала, — добавила, вздохнув, Бикит, — бедняжка-сестра носит под сердцем ребенка проклятого «семера»…
— Ну что ж?.. — возразил каменщик, ложась на цыновку. — Хвала богам: заботы о ребенке утешат ее… Знаешь что — сходи завтра к отцу да приведи ее сюда… Пусть живет с нами… Мы-то уж не станем упрекать ее за старое…
Он широко зевнул и уснул, как убитый, утомленный целым днем непосильной работы среди пыли и зноя построек.
