Страх тогда заполз в душу Андрея и вытеснил оттуда все. Он понял, что хотел жить и был готов купить себе жизнь любой ценой. Высокие слова ушли сами собой. Андрей презирал себя за этот страх, но иначе не мог. Жажда жизни была сильнее его идеалов, и он понял, что готов ими поступиться.
Его соседи после того как барак погружался в сон переговаривались между собой.
— Доколе это продолжаться будет? — хрипел худой дядька. — Сдохнем здесь.
— Надо было идти в полицаи, когда предлагали, — ответил молодой парнишка, что лежал на нарах под Андреем.
— В какие полицаи, дурак? — заговорил сосед справа. — Нас к власовцам сватали. А там не рай.
— Рай не рай, дядя Фома, а все не так как здесь.
— А когда вас звали? — спросил Андрей.
— Дак с несколько месяцев назад, паря. А ты чего к ним захотел?
— Я спросил только. Невтерпеж здесь. Нам внушали, что бога нет. Ада и рая тоже нет.
— И чего?
— Есть ли ад после смерти, не знаю, но здесь он есть. И мы в этом аду.
— Оно так, паря, но власовцы не просто так к себе зовут. Они тя воевать заставят. Я на то не пойду. Пусть лучше кончат.
— И кончат. Думаешь, пожалеют? — зло спросил молодой парень снизу. — Мне теперь все одно хоть к полицаям хоть к власовцам.
— И в своих стрельнешь? — спросил дядька.
— Не знаю, — буркнул в ответ парень и замолчал.
Андрей также больше в разговор не вмешивался. Он подумал, что все же есть шанс отсюда вырваться…
* * *
И вот рано утром в барак пришел молодой щегловатый офицер в новенькой серой шинели с нашивкой РОА на рукаве. На его петлицах были перекрещенные копья и на погонах по ромбу на красной полосе. Но представился поручиком Артюхиным.
У него было такое располагающее лицо. Андрею он сразу понравился, ибо после рож офицеров СС и конвоиров, не умевших улыбаться, поручик выглядел добрым ангелом, опустившимся в ад.
— Господа военнопленные! — заговорил Артюхин. — Я офицер РОА и пришел к вам как друг. Я русский, как и вы. И я сражаюсь среди русских, которым небезразлична судьба России! Не хватит ли и вам страдать по чужой вине?
Военнопленные зашумели. Хотя было не понятно, одобрили ли они слова поручика или нет. Поручик поднял руку, требуя тишины.
— Господа! Имейте терпение выслушать того, кто есть сейчас единственная ваша надежда на спасение. Большевики бросили вас на произвол судьбы! Они отдали вас на растерзание врагу и не думают о ваших нуждах! Они уже объявили вас изменниками родины, и ваши семьи изопьют чашу вашей измены до дна! Сами знаете, что ждет тех, чьи сыновья и отцы сдались в плен.
