Я продолжаю осматривать его губы, на уголках которых до сих пор покоится алая кровь, а когда он улыбается ядовитой улыбкой, его белоснежные зубы превращаются в отголоски кровавых следов.
Надзиратель осторожно убирает потную руку с моего рта, и через мгновение я оказываюсь пригвожденная к ледяному холодильнику, направляя взор в дуло пистолета. Я раздумываю, может все-таки стоит предупредить всех членов группы, что шутки с оружием на меня не действуют, как морально, так и физически.
— Говори, что с тобой не так, Финч? — грубо проговаривает рыжеволосый, и на его лбу тут же скапливаются хмурые морщинки.
Я хочу сказать, что меня зовут номер семь, номер семь.
Меня зовут солдат номер семь.
Но какая-то неведомая сила затыкает мой рот, заставляя помалкивать.
— Не хочешь отвечать? — ухмыляется он, приближаясь ко мне. — Может быть, ты хочешь, чтобы мы заставили тебя говорить?
Замахиваясь, он с силой ударяет меня по лицу. Несколько секунд щека продолжает нервно пульсировать, и я крепко сжимаю челюсть, опуская взгляд в пол. Руки, связанные сзади, начинают болеть от неудобной позы и саднящего ожога, а сознание пытается продумать четкий план побега.
— У тебя не появилось желания выдавить из себя хоть слово? — он смеется. Его гадкий смех эхом отдается в чертогах разума. — Как жаль уродовать такое милое личико.
Я резко зажмуриваюсь и спустя мгновение вновь получаю сильную оплеуху. Щеку резко пронизывает острая боль, дыхание становится прерывистым, я не в силах устоять на ногах.
И самое ужасное — я не чувствую абсолютно ничего. У меня не зарождается желания отомстить, я не ощущаю гнева, ярости и адской злости по поводу того, что меня только что с силой связали, наставили пистолет и несколько раз дали пощечину.
Я не чувствую абсолютно ничего, кроме боли.
Наверное, это и есть главный принцип оздоровления. Наверное, именно этого долгие столетия добивались священнослужители — лишить человека жажды мести и передать все в руки Бога.
Открывая глаза, я улавливаю все тот же ствол пистолета и разгневанный взгляд рыжеволосого парня, который продолжает глядеть на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
— Может быть, скажешь уже что-нибудь? — хмурится он, рассматривая мое лицо, и я ощущаю, как обе мои щеки буквально начинают гореть синим пламенем. — Пока я не сломал твой прекрасный носик…
Его правая рука вновь взлетает, замахиваясь в мою сторону, и я опускаю взгляд в надежде, что все это когда-нибудь закончится.
