Сегодня он взобрался выше обычного. Красное солнце жгло тело парящего в воздухе и неотрывно смотрящего на далекий горизонт человека. Его взгляд был взглядом умирающего от голода зверя. Казалось, вот-вот над безнадежной землей появится облачко и принесет новую жизнь. И все же Омега осознавал нереальность подобного. Темные глаза обежали горизонт. Человек презирал его унылую монотонность и одновременно восхищался ею. За этой мертвой линией земли и неба не было ничего, кроме призрака смерти. Многочисленные путешествия на корабле и Зеркало утверждали именно это. И все же человек продолжал надеяться.
Когда Омега, наконец, вернулся домой, солнце село. Он вызвал в памяти часы — за бесчисленные поколения человечество перестало нуждаться в устройствах для подсчета точного времени — и понял, что прошло три часа. Он упрекнул себя в невнимательности, вошел в дом и содрогнулся.
На широкой постели Тальмы, над которой висели картины древнего зеленого мира, лежало тело Альфы. Рядом неподвижно распростерлась его мать. Остекленевшие глаза уставились на картину, а на губах — впервые за много недель — играла улыбка.
Омега склонился над женой, взял ее холодные руки в свои, поцеловал в лоб. Его горе было слишком глубоким, чтобы выразить слезами. Он улыбнулся, благодарный за любовь, которой его одаряла Тальма. Он не подвергал сомнению План Создателя — План, который довел его, отпрыска великих мира сего, до зенита жизни и теперь оставил одного — последнего из своего рода. Тальма ушла. В первые мгновения Омега испытывал соблазн присоединиться к ней. Без малейшего усилия, без страха или боли, ибо его машины повелевали жизнью.
* * *
Сокрушенный, сломленный Омега сидел у изголовья мертвой. Ночные тени окутали расщелину мягкими объятиями. Когда пробьет его час? Он мог отсрочить этот миг или ускорить, но на самом деле ответ на вопрос таился в маленьком озере под звездами, которое неизменно таяло, невзирая на облачную завесу. Жить было не для кого, но человек все равно намеревался жить и умереть, сражаясь, как доблестные рыцари древности, чтобы послужить примером для сыновей других миров.
Несмотря на бравую решимость, горе едва не побороло его. Наконец, человек с разбитым сердцем вышел в ледяные сумерки и с мольбой посмотрел на небеса.
— Один! — прошептал он; всеобъемлющее одиночество сокрушило его дух. — Один-одинешенек в мертвом мире — единственный, кто пережил канувшую в небытие жизнь!
Он рухнул лицом в холодную пыль. Мысли блуждали в лабиринте боли и уныния. Он был не в состоянии ни молиться, ни рассуждать логически. Хватая ртом воздух, умирая тысячью смертей, человек пластом лежал в пыли. Но поднялся, отряхнул грязь с век и снова уставился в небо. Он смирится с жестоким уроком природы. Он станет жить дальше и постарается победить всех — даже смерть.
