— Большой сын-то?
— В общем, да… Шестнадцать лет уже. Но он не совсем пропал.
— Что значит «не совсем»? — удивился лейтенант. — Частично, что ли?
— Да нет же, — с досадой мотнул головой Денисов. — Я думаю, что его где-то специально задерживают против его воли. То есть я точно знаю, что это именно так.
Тут у лейтенанта на столе затрещал один из четырех телефонов, на которые Денисов теперь не мог смотреть иначе, как с ненавистью. Лейтенант снял трубку, сказал: «Дежурный слушает», и действительно слушал очень долго. Так долго, что про Денисова забыл. А когда положил трубку и вспомнил, мысли его уже были занятым другим.
— Вы поднимитесь в двадцать третью комнату, — сказал дежурный, с отвращением придвигая к себе все тот же лист бумаги. — Там инспектора по розыску, они у вас заявление примут.
— А! Вот он где, — раздалось за спиной. — Сам пришел. Очень хорошо. А я за ним собирался сегодня наряд посылать.
Денисов недоуменно обернулся. Участковый Гуськов, сняв фуражку, старательно тер платком красное лицо.
— Ну что, принес справку?
— Какую справку? — не сразу переключился Денисов. — Нет еще, не принес. Завтра принесу…
— Не надо! — властно сказал Гуськов. — Хватит завтраками кормить. Тунеядцев на участке не потерплю. Народ не позволит. Вас учить надо. Делаю тебе первое официальное предупреждение.
Он мгновенно вытащил из своей папки заготовленный бланк и положил перед Денисовым на барьер.
— Распишись!
— У меня сын пропал, — сказал Денисов.
— Еще бы! — кивнул Гуськов. — У такого отца это не удивительно. Странно, что он раньше не сбежал. Расписывайся, Денисов. И запомни: после второго предупреждения материалы направляю в суд. Мы тебя быстро окоротим. Подписывай!
Денисов озадаченно смотрел то на бумажку, то на Гуськова, а потом вдруг взорвался.
— Не буду! — злобно заорал он.
— Ах не будешь! — брови Гуськова поползли вверх, к козырьку фуражки. — Очень хорошо. Тогда мы по-другому разговаривать станем. Это знаешь, как называется? Злостное неповиновение сотруднику милиции при исполнении служебных обязанностей. Поляков, дай-ка мне ключ от камеры. Пусть-ка он до утра посидит, а завтра в нарсуд. Для начала оформим его суток на пятнадцать.
Денисов испугался. Он понимал, что Гуськов не имеет права этого делать, но никто во всем свете не смог бы сейчас Денисову помочь. Для всякого представителя власти, будь то судья, прокурор или кто другой, Денисов был тунеядцем, сволочью. Никто и слушать его не станет, закатают на пятнадцать суток… А Пашка? Что станет с ним за эти дни?
