— А разве в России евреи не стали русскими?
— А им не дали, — спокойно замечает доктор. — И я повторяю, что Бог не ошибся: он поселил евреев в России, чтобы они там остались евреями. Вы посмотрите, где сейчас еще есть настоящие евреи? В Америке? В Европе? Их даже в Израиле нет! Только в России и сохранились.
— Так, по-вашему, им, что же, и ехать сюда не стоит? Получается, там они — евреи, а тут — вообще никто?
— Почему не стоит? Стоит. Вот мы с вами приехали, и хватит.
— Ну, это уж совсем свинство! Что значит «хватит»? А других вы что, в Израиль не пустите?
— Каких «других»? — горячится доктор. — Эти «другие» уже в Америке сидят! И слава Богу, я вам скажу, что есть «нешира»[9]. Без нее тут бы конец света был. Вы только подумайте, разве Израиль может принять два миллиона русских евреев? Это с нашим-то экономическим положением? Куда их деть? В Синай послать? Так мы уже и Синай отдали. Вот это была ошибка, я вам скажу. — Указательный палец снова взлетает вверх. — Это была трагическая ошибка!
Доктор толкает ногтем свой маген-давид, который начинает качаться над его животом, как маятник.
— Да, — вздыхает он, — если бы Бог захотел, он из Ближнего Востока рай сделал бы, сады Эдема! С арабской нефтью и еврейскими мозгами тут бы такое было!
— Рай — не рай, зато нет антисемитов. И, если бы нас было не три, а пять миллионов…
— А, бросьте, — перебивает доктор, — это все пропаганда. Дело не в количестве. Какое население в Монако? Или в Люксембурге? А как они живут? А?
Я не успеваю ответить, как в дверь заглядывает Цвика и устремляется ко мне.
— Ну, как ты? Жив? А где Сильвио?
Я тычу через плечо большим пальцем.
— Спит.
— Тогда пошли, — торопит Цвика, — а то машины не будет.
— Заходите, — говорит доктор по-русски. — Может, у вас что почитать найдется?
— Только по-английски.
Доктор разводит руками:
— Еще не научился. Ну, все равно заходите. Поболтаем.
В палатке я сметаю с койки песок, и вместе с ним со спальника срывается крупный скорпион. Автоматы валяются на койках и торчат из-под матрасов. В углу, открыв рот, спит Эзра: ни дать ни взять — мертвец.
Цвика накручивает номер своей Рути, а я валюсь на койку. Снять ботинки — подлинное блаженство. Расшнуровать их, сбросить носки, вытянуться и пошевелить пальцами ног. Еще, еще и еще раз, пока затекшая ступня не отойдет. Уверяю вас, что это и есть блаженство. Если не верите, попробуйте сами, а потом скажете, прав я или нет.
Надо мной дыра в брезентовом конусе. Я почему-то вспоминаю купол римского Пантеона, который мы с женой осматривали в прошлом году. Через большое отверстие в куполе проходят солнечные лучи и наискось разрезают полутемный зал, ударяясь о гулкий, каменный пол. Как хорошо было в Риме, среди высоких зданий, площадей, мостов, соборов и музеев, гранита и мрамора! Как радостно было хоть на несколько дней вернуться в мир памятников, статуй, колонн и барельефов. В Израиле нет даже гипсовых уродов, населявших в Москве все порядочные скверы и парки.
