«Мне всегда хотелось быть не собой, а кем-нибудь еще».
«Я видела смерть многих моих близких, жила вместе с умственно отсталым ребенком и научилась справляться с жизнью. Хотелось бы познакомиться с Вами поближе».
«С какой стати буду я мучиться, пытаясь изучить предмет, который мне не понадобится в будущем!? Я хожу в школу не для того, чтобы свихнуться на какой-нибудь геометрии или испанской цивилизации».
«Может, если я попрошу у господа помощи в моих делах, он решит помочь мне».
«Мои родители разошлись. Пусть всегда будут мир и любовь».
Иной раз мне случается два дня подряд преподавать в одних и тех же классах. И уже возникает чувство продолжающегося общения: я узнаю их, они — меня. Я сообщаю им, что прочла их сочинения; я говорю об их одиночестве и смятении, о том, как трудно сегодня быть молодым. Класс, который накануне встретил меня в штыки, примолк и внимательно слушает. Что-то я в них разбередила. «В самую точку», — говорит один ученик.
Не так давно Сильвия Баррет хотела, чтобы они ее полюбили, все до одного. Ей казалось, что она слышит их немую мольбу: «И вы нас любите!»
«Вся беда школы в том, — просвещает меня ученик, — что учителя позволяют нам как угодно издеваться над ними. Есть тут одна учительница — мальчишка обругал ее, а она даже не распекла его!»
«Они реагируют только на гнев, — говорит учитель, — потому что тогда они понимают, что ваше чувство искренне».
Изводить замещающего — традиционная забава. Мне говорят, что я попала не в тот класс, перепутала уроки; вызванные отвечать называют не свою фамилию; ученики пересаживаются с места на место, вбегают в классную комнату и выбегают из нее — все это типично детские шалости. Но эта подспудная ярость, готовая вырваться наружу от одного резкого, слова, эти внезапные вспышки ненависти и презрения суть сугубо взрослые чувства.
«Меня пытались соединить с белыми, да ничего из этого не вышло», — пишет чернокожий ребенок в моей повести. Но подлинный ученик в подлинной школе 1971 года пишет: «Когда придет революция, белых фашистских свиней поставят на одну доску с Томами и Орео».
Выступая перед учителями, я говорила: «Проблемы дисциплины не существует вовсе — есть лишь ребенок, которому скучно, которого приучили считать себя неспособным».
Я говорила им: «Мы, родители и учителя, достигли больших успехов в воспитании, чем сами это сознавали, потому что мы дали нашим детям мужество задавать вопросы, свободу совершать поступки».
