Но, кажется, моя соседка по палате была девушкой приятной.
— Привет, — заулыбалась она, глядя как санитары перекладывают меня с каталки на кровать. — А я здесь уже неделю лежу. Что с тобой случилось?
Я ещё не привыкла к больничным нравам — вместо тривиального «как дела?» здесь спрашивали о твоем диагнозе.
— Я парашютистка, — не без гордости сказала я.
— Ух ты! Здорово! Я всегда мечтала прыгнуть. Но это опасно?
— Не думаю. Хотя, наверное, я не лучшая реклама.
Аннет рассмеялась, её смех был звонким и заразительным.
— А я упала вместе с лифтом в шахту, — весело сказала она.
— Как это?
— Вот так. Оборвался трос. Со мной в лифте был мужик. Он мне сказал — ты, главное, прыгай. Я и начала прыгать. Мы пролетели девять этажей. Мужику — как с гуся вода, а у меня вот — позвоночник. Весело, да?
— Вообще-то нет, — вздохнула я.
— Да ладно, расслабься. Привыкнешь. Здесь не так-то и скучно. Будем с тобой болтать. Хорошо, что мы в одной палате, да?
Целыми днями мы с Аннет разговаривали.
Мы были знакомы всего неделю, но знали друг о друге больше чем ближайшие родственники. А чем ещё можно заниматься в больнице? Читать — не слишком-то и удобно.
Сидеть нам было нельзя, приподнимать голову — тоже. Руки с книгой быстро затекали — много не почитаешь. У Аннет был, правда, тетрис. Но он надоел мне через два дня, наверное, я просто вышла из возраста электронных игр.
Аннет рассказывала о своих любовниках. Я рассказывала ей о Генчике.
— Неужели у тебя никого, кроме него, не было? — изумлялась она.
И мне хотелось соврать ей что-нибудь красивое. Например, пересказать от своего имени какую-нибудь из фирменных Юкиных историй. О влюбленном сирийском миллионере, который верблюда подарил. О калифорнийском владельце личного самолета, который на высоте две тысячи метров отдал мне руль (или в самолетах это называется штурвал?).
Жаль, что я совсем не умею врать.
— Один, — вздохнула я.
Я ожидала, что Аннет начнёт меня высмеивать. Юка бы точно на её месте начала. Сказала бы, что я недоразвитая, что я синий чулок — в общем, придумала бы что-нибудь обидное и хлесткое.
Но Аннет, тихо вздохнув, сказала:
— Вот это любовь! Я тебе даже завидую.
Я поперхнулась:
— Это ещё почему?
— Потому что мне тоже хотелось быть такой вот тургеневской девушкой. Пушкинской Татьяной. Анной Карениной. — Она мечтательно улыбнулась. — Я лишилась девственности в тринадцать лет.
— В тринадцать лет я ещё играла в куклы.
— И я тоже! Представляешь, я тоже играла в куклы. Что не помешало мне совратить старшеклассника. Вернее, позволить ему совратить себя.
