Как-то раз, несколько месяцев назад, Виви вернулась от них и рассказала, что Ханна показывала ей их свадебный альбом.
– Она была очень красивая.
– Она и сейчас красивая – для женщины, которая будет постарше твоей матери.
– И видела бы ты ее платье. Такое длинное, облегающее, а еще у него был просто бесконечный шлейф. Прямо как в кино. Но было так странно видеть его – как он стоит рядом с ней. Мне даже стало немного грустно.
– Больше чем «немного».
– А еще на одной фотографии они целуются. Это тоже было как-то странно.
– Женатые люди, говорят, иногда целуются. Особенно ближе к концу брачной церемонии.
Виви скорчила пренебрежительную рожицу.
– Знаю, знаю. Но это было, я не знаю, так «сюси-пуси». То есть, понимаешь, я просто не представляю их себе в этом смысле.
– Все мы когда-то были молодыми.
– А что, вы с отцом тоже были «сюси-пуси»?
– А как, по-твоему, ты появилась на свет?
– А вы бы остались «сюси-пуси»? Или стали бы как тетя Ханна и дядя Хорас?
– «Сюси-пуси», – ответила она, но вопрос этот заставил ее задуматься, и не только о ее собственном коротком браке – состарились бы они вместе или по отдельности? – но и о Хорасе с Ханной. Когда они охладели друг к другу? Еще до войны? Или их чувства стали одной из жертв мировой катастрофы? А может, никакого охлаждения и не было. Одна подслушанная ссора еще не означает, что браку настал конец. Может, ее собственное настороженное отношение к Ханне помешало ей беспристрастно оценить ситуацию. Французы были ей понятны, но когда дело доходило до американцев, она все еще была очень наивна. Это, конечно, расхожее клише, что, мол, чужой брак – потемки, но ей-то было известно еще меньше, чем другим. У нее попросту не было опыта.
Однажды дождливым утром на первой неделе января Хорас вкатился к Шарлотт за загородку, умудрившись не наехать на зонтик, который она оставила раскрытым в углу, и развернул коляску, оказавшись по другую сторону стола, к ней лицом. Единственное окно все было залито дождем, и ее кабинетик казался каким-то сумрачным, хотя она зажгла верхний свет.
– Хотел тебя сегодня подвезти, но когда позвонил тебе снизу, то никто не ответил.
– Я ушла пораньше, – солгала она. – Нужно было поговорить с учительницей Виви.
Звонок она прекрасно слышала и, стоя за занавесками, смотрела из окна гостиной, как машина, которая приходила за ним каждое утро, отъезжает от края тротуара. То, что она жила на верхнем этаже его дома, было подозрительно уже само по себе. Начни она приезжать в его машине по утрам и уезжать по вечерам – даже представить себе невозможно, что бы начали говорить о них коллеги. И все же, стоя под дождем на автобусной остановке, она не могла не испытывать смутных сожалений.
