— А я этого и не скрываю, — Северус навалился грудью на прилавок. — Мне помог дядя, точнее, он дал мне подсказку, что нужно делать, но на поле мне пришлось все делать самому. Я знал только принцип. И да, отца с дядей не допускали до создания туров, как только стало известно о моем участии.
— И что же подсказал тебе дядя? — Северус повернул голову и увидел, что Аластор, который стоял возле него, пытается перебить разговорчивого хозяина, но делает это как-то не слишком убедительно, словно ему самому очень хотелось услышать ответ на этот вопрос.
— Я расскажу, как только вы ответите на вопросы аврора Муди, — решив, что любопытство бывает иногда куда большим стимулом говорить правду, чем, что бы то ни было, а Оливандеру, по сути, скрывать что-то не было резона, не его же в чем-то обвиняли, Северус принял решение немного удовлетворить это любопытство, если ответы самого Оливандера удовлетворят их.
Аластор, услышав предложение Северуса о двустороннем обмене информацией, встрепенулся и вытащил распечаток изображения палочки, который удалось получить Винчестерам.
— Вот, вам знакома эта палочка?
— Вы мне показывали уже этот скверный рисунок, аврор Муди, — Оливандер поморщился, бросив взгляд на изображение. — И я уже отвечал, что, конечно, знаю, что это за палочка. Кипарис, одиннадцать дюймов, шерсть акромантула — эта палочка выбрала себе хозяином Антонина Долохова, когда тот покупал ее у меня перед своей первой поездкой в Хогвартс.
— Хорошо, — кивнул Аластор и вытащил теперь уже портрет, нарисованный полицейским художником. — А кто это?
— Корбан Яксли, — Оливандер заинтересованно разглядывал портрет. Он еще ни разу не встречался с такой странной техникой изображения людей, сделанной словно схематически. — А что?
— Он покупал свою палочку у вас? — голос Аластора звучал ровно, словно ему было действительно безразлично, какая именно палочка у Яксли, просто начальство требует задавать эти идиотские вопросы уважаемому человеку, отвлекая того от работы, а он всего лишь стажер, и поэтому не может идти этому самому начальству наперекор.
— Да, у меня, — Оливандер на мгновение задумался и потер подбородок, а Северус невольно задался вопросом, а сколько же лет Гаррику Оливандеру, если почти все, кого он знал, покупали свои палочки именно у него, ну или у его отца, если речь шла о профессоре Дамблдоре. Альбус Дамблдор сам ему когда-то сказал об этом на одном из их дополнительных занятий. Наконец, Оливандер поднял свои светлые цвета расплавленного серебра глаза на Аластора и осторожно произнес. — Двенадцать и три четверти дюйма, ива и перо грифона. Очень хлесткая. Вы ведь задали этот вопрос не просто так?
