— Вот тварь! — процедил Кройн. — Увёртливая. Тебя бы из револьвера шмальнуть.
— Да оставь её, — сказал Нейд. — Плевать. В лесу долго не протянет — сожрёт какой-нибудь хищник.
Бормоча проклятия в адрес зверька, Трик направился подбирать вонзившийся в землю топор.
Обезьяна сочла за лучшее отбежать от него подальше. Она была готова при необходимости нырнуть в заросли, но пока не уходила, с беспокойством поглядывая то на Кройнов, то на старика.
Бинки глубоко затянулся.
— Птицы расклюют тебя, — сказал он бродяге, подтягивая свисающий конец верёвки. — Не хватало ещё землю поганить такой гнилой развалиной.
— Да уж, копать ему могилу я не собираюсь! — усмехнулся Трик. — Много чести.
— Ты бы и родной матери могилу рыть не стал, — заметил Нейд. — Поленился б.
— Эй, полегче! Она у нас общая вообще-то.
— А я не о ней, а о тебе говорю.
— Хорош! — оборвал спорщиков Бинки. — Идите лучше помогите мне, — он дёрнул перекинутую через ветку верёвку. — Одному мне, что ли, его тащить?
— Неужто не справишься? — поддел Трик. — От бродяги остались кожа да кости. Ну, и немного гноя с сукровицей.
Старик схватился за верёвку, словно хотел снять её, но Нейд упёрся коленом ему в спину и затянул петлю сильнее. Трик подскочил и с размаху ударил прокажённого сапогом в живот. Раздался влажный звук, словно что-то лопнуло. Кройн размахнулся и врезал ещё раз, теперь метя по рёбрам. Изо рта бродяги вырывался только хрип — так туго обернулась верёвка вокруг его шеи. Но выпученные глаза свидетельствовали, что внимание Трика, уделённое его персоне, не осталось незамеченным.
— Хватит развлекаться! — гаркнул Бинки, выкинув окурок. — Идите сюда, живо! — он присовокупил смачное ругательство.
— Ты злишься, потому что мы веселимся без тебя, — тонко подметил Нейд, но верёвку выпустил и толчком отправил старика на землю.
Тот распластался в траве, задыхаясь и пытаясь подцепить обломанными ногтями петлю.
Кройны дружно взялись за конец верёвки.
— Вон к тому торчащему корню прицепим, — сказал Бинки, указав глазами на основание дерева. — Ну, поехали!
Когда тело старика после третьего рывка взмыло вверх, и обмотанные тряпьём ноги задёргались в воздухе, обезьяна взвизгнула и сиганула в кусты. Больше она ничего не видела — пока осторожно не вернулась ночью, чтобы влезть на дуб и, пройдя по ветке, перегрызть верёвку, на которой, словно насаженный на крючок червяк, извивался оживший хозяин.
