. Шарангович занимал свою должность около четырех месяцев, Низовцев – около трех, стаж второго секретаря Денискевича измерялся несколькими неделями
[306].
После этого Маленков и Яковлев начали готовить и провели июльский пленум ЦК КП(б)Б (29–30 июля 1937 г.)[307]. Недостатки в развитии сельского хозяйства, массовое недовольство крестьян налоговой политикой, невыполнение планов рядом предприятий объяснялись контрреволюционными действиями антисоветского подполья, ставившего своей целью отторжение Белоруссии от Советского Союза, поражение СССР во время будущей войны[308].
Само заседание пленума представляло собой допрос секретарей райкомов и председателей окрисполкомов. Яковлев сам называл по списку, очевидно, заранее намеченные жертвы. Маленков стоял тут же в президиуме, по словам очевидцев, в позе Наполеона, в сапогах, выставив вперед ногу и заложив руки за борт кителя, и вместе с Яковлевым атаковывал вызываемых. Перед ними ставили вопрос: «Расскажите сами о ваших вредительских делах»; «Признайтесь, кто вас завербовал в шпионскую организацию» и т. п.[309]
Первым был вызван председатель Слуцкого окрисполкома Желудов. Присутствовавший на том пленуме секретарь Пропойского райкома партии Самуил Фельдман вспоминал:
«Желудов выступал первый и, наверное, поэтому, как никто, подвергся безосновательной критике со стороны Маленкова и Яковлева. Последний в конце выступления высокомерно заявил: “Я думаю, такие коммунисты не должны состоять в нашей партии”. Тут же это предложение было поставлено на голосование. Пленум единогласно его одобрил.
– Желудов! Положите ваш партийный билет! – приказал председательствующий.
– Вы его мне давали?! И за что вы хотите его у меня отнять?! – обращаясь к президиуму, начал он. – Я вышел из пролетарской семьи и кровью заработал партийный билет.
– Поляки вас завербовали! – цинично бросил Маленков.
При этих словах на глазах Желудова показались слезы. Он как-то вдруг обмяк, безвольно махнул рукой и, достав партбилет, положил его на стол президиума. Лицо его выражало недоумение и покорность. Взгляд бегал по залу, как бы ища защиты, но все молчали, боясь разделить его судьбу…»[310].
Далее был вызван секретарь Слуцкого окружкома партии Каменштейн. Я. Дробинский, который, находясь уже в тюрьме, имел возможность пересечься с участниками событий, описывает это так: «Говорить Каменштейну не давали, его перебивали, затыкали. И тяжело двигая вдруг омертвевшими ногами, тот осторожно сходит с трибуны. Не успевает он усесться, как помощник секретаря ЦК нагибается к его уху: “Вас, Соломон Давыдович, просят на минутку”. Он выходит на “минутку”, а потом спускается по лестнице, за ним двое молодчиков…». И далее: «Сидит Маленков, как Будда. Потапейко сам, как мел, белый, на бледном лице особенно выделяется багровое родимое пятно, выкрикивает: “Слово Домбровскому”. Домбровский, высокий, красный, выходит на трибуну. Только сейчас он матово-бледен»
