Хотя и у него могли быть опасения относительно позиции семьи…
Первенец боярского рода покинул палаты, оставил изысканные яства и дорогие одеяния, бросил меч, расстался с конем. Его влекли рассказы о славной обители, стоящей посреди моря, дарующей возможность суровой жизни и благого уединения. Он устремился к ней, в полночные края. Там, у дальних пределов Руси, ждали его простая изба, да хлеб, да рыба, да вода, да грубая (а то еще и «многошвейная», то бишь лоскутная) ряса, да тяжкий крест иночества.
Да еще те же лики, взирающие с икон… одобрительно.
* * *
Остается констатировать: если история рода Колычевых в общем и целом «прозрачна», то первая половина жизни Федора Степановича Колычева совершенно темна. Какой ее эпизод ни возьми, то все получается одинаковым образом: «С одной стороны нельзя не предположить, с другой — недостаточно фактов, чтобы подтвердить». Юным годам будущего митрополита невозможно дать полноценное биографическое описание. От них осталась лишь тень, ничтожное количество точно известных обстоятельств тонет в океане гипотез. Первые три десятилетия в судьбе Федора Степановича представляют собой один большой призрак.
Где только можно было сквозь зыбкую призрачность, сквозь туман неведения увидеть черты реальной личности, там это и сделано. Возможно, грядущие поколения историков отыщут в архивах доселе не известные бумаги XVI века и рассеют мглу, скрывающую молодые годы митрополита Филиппа.
Во второй половине 1530-х годов Федор Степанович Колычев превратился в инока Филиппа, на всю жизнь связав себя с монашеским бытом.
Житие говорит о том, что он пустился в путь на север, заранее поставив себе целью добраться до Соловецкого монастыря. Зная о монашеских подвигах Зосимы и Савватия Соловецких, он имел представление и о жизни основанной ими обители, «…еже бе во удалении от людей в северной стране, край вселенныя, во окиянстей пучине». Ему было известно о том, что на благословенные острова в Белом море «…многие… с верою притекают на исправление своим единородным и безсмертным душам не токмо иноки, но и мирские людие».
Итак, молодой Колычев решил постричься в одной из самых дальних обителей, притом жившей в исключительно трудных условиях. Между тем из троих основателей Соловецкого монастыря двое — святые Савватий и Зосима — будут канонизированы лишь в 1547 году, а третий, святой Герман, — только в XVII столетии. Великую славу обитель получит в будущем, как раз в ту пору, когда ее игуменом станет человек, пока бредущий бесконечными дорогами на север…
