Для судьбы Федора Степановича Колычева гораздо важнее самого выступления бунтовщиков и их разгрома было расследование, проведенное по горячим следам. Бояр Андрея Старицкого осрамили торговой казнью и бросили в темницу. Новгородцев, перешедших в лагерь князя, предали смерти. Среди сторонников мятежного князя отыскалась целая гроздь Колычевых, и с ними обошлись сурово.
Прежде всего торговая казнь обрушилась на Ивана Ивановича Колычева-Лобанова[9], основателя ветви Умных, приходившегося дядей Федору Степановичу.
Во главе новгородских помещиков, пришедших на помощь Андрею Старицкому, стояли родственники Федора Степановича (хотя не столь близкие, как Умной) Андрей Иванович Колычев-Пупков и Гаврила Владимирович Колычев, а с ними еще три десятка дворян рангом пониже. Они закончили жизнь страшно: их били кнутом, а потом повесили, расставив виселицы по дороге от Москвы до Новгорода. Их тела должны были служить предупреждением для всех, кто мог еще осмелиться на бунт против вдовствующей великой княгини.
Как должен был относиться Федор Степанович к этим событиям? Естественно предполагать, что он скорбел о казненных родственниках, жалел дядю, терзался, видя, какое пятно легло на честь всего семейства. Тень мятежа легла, как станут говорить в XX столетии, на «членов семьи». А это, помимо нравственного унижения, грозило серьезными материальными потерями. Подозреваемых в склонности к мятежу и тем более в прямой связи с заговорщиками правительство могло запросто лишить вотчин и поместий, отправить в ссылку, а главное — отобрать выслуженные чины. Потом, через несколько месяцев или даже лет, земли и служебное положение могли вернуть — в истории московского двора такое бывало многое множество раз.
Так, в сущности, сложилась судьба и колычевского рода. Тот же Иван Иванович Умной впоследствии был приближен ко двору молодого Ивана Грозного и сделал отличную карьеру в Москве. Но раз на раз не приходится. Кому-то возвращали всё, кому-то — кое-что, а кому-то — ничего. Испытав подобный удар, знатный род мог надолго уйти в тень, «захудать», потерять высокий статус. Так, например, на протяжении большей части XVI столетия князья Пожарские, высокородные Рюриковичи, не вылезали из опал и никак не могли подняться к высоким чинам… Поэтому всё семейство — виновные и невиновные в мятежных деяниях — должно было трепетать в предчувствии больших бед.
Нет никаких сведений об участии Федора Степановича в мятеже князя Старицкого. Нам также не известно о том, что он в был чем-то ущемлен после подавления бунта. Но как «члену семьи» ему было чего опасаться. Советский историк П. А. Садиков прямо указал: «Филипп еще молодым человеком ушел из Москвы в 1537 г.,
