Также Наполеон не испытывал доверия к организационным структурам, созданным по принципу пирамиды, где на каждом уровне определены лица, несущие ответственность за исполняемую работу. Предпочитая организационную структуру типа «грабли», где все ответвления замыкались на нем, он привык возглавлять всю иерархическую лестницу, общаясь по всем вопросам напрямую с подчиненными своих министров (непосредственными исполнителями поручений). Поскольку Шапталь был министром внутренних дел, в его подчинении находились Крете, отвечавший за содержание дорог и мостов; Портали, регулирующий вопросы культа; Фуркруа, ведавший народным образованием, и Дено, директор музеев и изящных искусств, но все они напрямую подчинялись Наполеону. В данном случае Шапталь воспринял такое вмешательство в свою область деятельности только из-за восхищения интеллектуальными способностями Наполеона. Вот его рассказ о том, как император представил ему проект создания в Фонтенбло военной школы: «Он усадил меня и в течение двух или трех часов диктовал мне план, состоящий из 517 статей. Я считаю, что ничего более совершенного до сих пор не было придумано человеком».
Наполеон полагал, что единоначалие должно основываться на концентрации в одних руках всей информации, и стремился, чтобы все сведения стекались к нему и исходили от него. Например, в сентябре 1805 года он отдал такой приказ Бертье: «Перешлите мне письма маршала Бернадота. В них содержатся сведения, к которым я должен обращаться по два раза в день». Неутомимый деятель, Наполеон не опасался избыточности информации, даже когда в 1804 году приказывал министру финансов: «Я хочу, чтобы вы предоставили мне подробный отчет о состоянии шведских кораблей, которые стоят в каждом порту».
Наполеон обладал уникальной памятью («Голова без памяти все равно что крепость без гарнизона»). Получив отчет о состоянии обороноспособности укреплений, он заметил упущение: не учли две пушки, защищающие подступы к бельгийскому городу Остенде. Али[67] вспоминал, что «у императора было необыкновенное воображение и замечательная память. Его язык, если можно так выразиться, не поспевал за мыслями, а перо было еще более медленным. Он мог диктовать несколько часов подряд, не останавливаясь ни на минуту. Его память предоставляла ему все необходимое. Он сравнивал ее с комодом, в котором множество ящиков, ему достаточно было открыть нужный, чтобы получить интересующие его сведения. Отбор содержимого происходил как бы сам собой, а ему оставалось только произносить слова. Он часто повторял, что вполне мог бы уморить шестерых секретарей».
