Когда он понял, что ему отказано даже в необходимом вооружении, он решил изготовить пики. В городах ему хотя бы верят. Жители Мачераты избрали его депутатом Учредительного собрания, чтобы он мог бывать в Риме.
Положение в городе было сложным. Население в своей массе не принимало участия в демонстрациях, приветствовавших приход к власти демократов после отъезда Пия IX.
Город веками был подчинен власти папы. Для подавления оппозиции использовались все средства. И не было сделано ничего, чтобы облегчить участь городской бедноты.
Рим мало изменился с 1825 года, когда Гарибальди увидел его впервые.
Когда он прибыл туда в начале 1849 года, чтобы участвовать в заседаниях Учредительного собрания, в городе было по-прежнему 90 % неграмотных. Однако среди населения, задавленного нищетой и обскурантизмом (все преподавание в университете велось на латыни), он встретил сторонников: это была молодежь или те слои общества, в которых были живы традиции независимости. Они были готовы бороться.
Но сколько их было? Всего лишь несколько тысяч.
5 февраля 1848 года. Церемония открытия ассамблеи.
Великий день для Гарибальди и патриотов: Рим, кажется, может стать центром, вокруг которого объединится вся Италия.
На первом же заседании Гарибальди берет слово: он требует установления республики.
9 февраля 1848 года ассамблея (сто двадцать депутатов — за, девять — против и четырнадцать — воздержались) провозгласила Римскую республику, положила конец власти папы, приняла решение о конфискации имущества церкви, свободе образования и печати, равенстве всех граждан перед законом.
Позднее, под давлением Мадзини, прибывшего в Рим 6 марта и ставшего одним из членов триумвирата, правившего городом (вместе с двумя демократами, Армеллини и Саффи), ассамблея наметила социальную программу и, в частности, раздел па мелкие доли конфискованного церковного имущества и его распределение среди семей беднейших земледельцев.
Это была революция.
Гарибальди стал символам борьбы против церкви. И объектом ее ненависти.
Он действительно во всем винил церковь, не понимая, что причины того сопротивления, с которым сталкивается национальное движение, гораздо глубже.
Вера и невежество были, тем покровом, под которым скрывался тяжкий гнет феодальной структуры общества. Бедствующий крестьянин был бы готов — и иногда демонстрировал это — прогнать всех хозяев, феодалов и крупных земельных собственников — буржуа в неистовой, все сметающей жакерии, но ему предлагали только кричать: «Да здравствует Италия!»
