Посол Пьемонта, граф Пальма ди Боргофранко, сколько бы ни протестовал, ничего не может поделать с этой свободой, которую позволяют себе эмигранты. Он шлет в Турин донесение за донесением, сообщает имена. Он дал знать о том, что Гарибальди высадился, его псевдоним — Борель, и «не нашел ничего лучше, чтобы отличиться сразу же по прибытии в Рио, как написать памфлет против короля».
Позже, когда Гарибальди причалил к берегу — в конце 1835-го или в начале января 1836 года, — дипломат сообщает 26 марта 1836 года: «В заливе Рио появились под флагом республики (зелено-бело-красный) два новых судна рядом с бригом «Нуова Италия». Речь идет о судах «Нуова Эуропа» и «Мадзини». Они продолжают, проходя мимо судов Его Королевского Величества Сардинии, выкрикивать оскорбления, сопровождая их разными жестами, выражающими презрение. Правительству Бразилии уже был выражен протест, но снова обращаться с выражением протеста не имеет смысла, так как оно немедленно попадет в газеты, что нам может только принести вред… Я взял бы на себя смелость сделать следующее предложение: пользуясь добрым расположением двух капитанов нашего торгового флота, вызвавшихся это сделать, тайно вооружить их и положить конец этим провокациям. Для этого нужна лицензия, которую можно легко получить в Америке, и таким образом освободить нашу навигацию от страха, вызванного этим новым видом пиратства».
Эти донесения свидетельствуют об обстановке, сложившейся к тому времени, когда высадился Гарибальди и поддержанию которой он способствовал, так как сразу же по приезде занялся политической деятельностью, завязал переписку с Мадзини и предложил ему вооружить судно для корсарской войны во имя Итальянской республики.
Мадзини оставил письмо без ответа. Затея была рискованной. Для создателя «Джовини Италия» настали трудные времена. Гарибальди и эмигрантам предстояло самим жить и бороться. Мадзини не мог предложить им ничего, кроме неопределенной моральной поддержки.
Рио насчитывал в то время более ста пятидесяти тысяч жителей. Вокруг самого большого порта Бразилии поселились около сорока тысяч белых, большей частью португальского происхождения, но было много испанцев, французов и итальянцев. Кроме них — десятки тысяч индейцев, принявших христианство и в силу этого считавшихся цивилизованными, и, наконец, чернокожие рабы, жизнь и смерть которых были во власти их хозяев.
Общество разноязыкое и неукротимое, в котором, несмотря на португальское наследие и груз католической традиции, проявлялись местные нравы — латиноамериканские.
