Предложение его не имело никакого успеха, проповедника заставили замолчать, и вся компания постепенно отстранилась от него. Ницше с прирожденным ему сарказмом заклеймил их колкими словами и тем еще более усилил их нелюбовь к себе.
Жизнь послала ему самое горькое одиночество — одиночество побежденного. Не он сам покинул студенческую среду — его попросили удалиться. Ницше с его гордым характером было трудно примириться с таким к себе отношением.
Энергично, но без всякой радости принялся Ницше за изучение неинтересной для него филологии. Для него это занятие являлось лишь средством дисциплинирования своего ума и излечения его от туманных тенденций мистицизма.
Кропотливый анализ греческих текстов не доставлял ему никакого наслаждения, а красоту их он улавливал инстинктивно. Ритчль, профессор по кафедре филологии, убеждал Ницше не заниматься ничем посторонним. «Если вы хотите быть сильным человеком, — говорил он, — выбирайте себе специальность». Ницше послушался его совета и прекратил свои занятия теологией В декабре он написал несколько музыкальных пьес и решил затем в продолжение целого года не позволять себе таких пустых удовольствий. Он одержал победу над самим собою, и ему удалось написать работу, которую Ритчль похвалил за точность и проницательность.
Жалкий успех! Ницше хотелось, чтобы в ней увидели оригинальность мысли.
Он часто прислушивался к разговорам студентов: одни без всякого увлечения повторяли формулы Гегеля, Фихте и Шеллинга; великие философские системы в их устах теряли, казалось, всякую силу побуждения; другие, предпочитая позитивные науки, читали материалистические трактаты Фохта и Бюхнера; Ницше, прочитав эти трактаты, больше уже не возвращался к ним Он был поэт и не мог жить без лирических порывов, без таинственного проникновения; холодный определенный мир знания не мог удовлетворять его. Студенты, исповедовавшие материализм, держались вместе с тем и демократических воззрений — они превозносили гуманитарную философию Фейербаха; Ницше же был опять-таки слишком поэтом и слишком аристократом, по воспитанию и по темпераменту, для того, чтобы интересоваться политикою масс. Красота, добродетель, сила и героизм представлялись ему желанными целями, и к достижению их он стремился, но их он желал для самого себя. Он никогда не желал счастливой и одинаково удобной жизни для всех; он был бесконечно далек от идеи благополучия, понимаемого в смысле скромных житейских радостей и уменьшения человеческих страданий.
