Проснулся в безотчетной тревоге. Тень саксаула сдвинулась, откинутая в сторону голая по локоть рука лежала на солнцепеке. До покрасневшей сухой кожи больно было дотрагиваться. Я оперся другой рукой, чтобы встать, и едва не отдернул ее: песок был почти горячий. Только тогда понял, как неосторожно поступил: возвращаться предстояло по самому страшному полуденному солнцу. Только тогда оценил случайную предусмотрительность: если бы утром ушел без пиджака, мне была бы отсюда одна дорога — в больницу.
Прикрыв голову носовым платком, чтобы солнце не свалило на первом же километре, я пошел по котловине между раскаленными добела барханами. Через полчаса меня догнал страх: подумалось вдруг, что иду не в ту сторону. Остановился, стал рисовать на песке карту заповедника и окрестностей. Сверил направление, определив страны света по часам и солнцу. Выходило, что надо лезть на бархан. Совсем не хотелось подниматься по обжигавшему ноги сыпучему склону, но я все же взобрался на вершину. Вокруг лежали монотонно белые пространства, и зеленой ниточки поселка нигде не было видно.
Удивляло, что совсем не хотелось пить, — было одно только чувство голода, — и странными казались известные мне многочисленные утверждения, что муки голода ничто по сравнению с муками жажды. Сразу вспомнился любопытный эксперимент, который мне пришлось наблюдать года полтора назад. Зимой на Черном море испытывали спасательный плотик. Но испытатели — специалисты спасательных служб — решили заодно проверить свою выносливость, узнать, что чувствует человек, вынужденный после кораблекрушения качаться на волнах без еды и без воды. Сидя без движения в закрытом плоту, они ничего не ели пять суток и не сделали ни глотка первые тридцать шесть часов, после чего пили из неприкосновенного запаса по четыреста пятьдесят граммов воды в сутки. И еще уверяли, что чувствуют себя отлично.
Вспомнились авторитетные заключения врачей, что в обычных условиях человеку нужно два с половиной литра воды в день. И еще один эксперимент, о котором я был наслышан, когда группа смельчаков решила пожить в пустыне, обходясь семнадцатью стаканами воды. Когда температура в палатке поднялась до сорока двух градусов, они легли и больше не вставали. У них не было сил даже разговаривать. Так было установлено, что человеку, которому даже ничего не надо делать, для жизни в пустыне требуется в день не меньше двадцати семи стаканов воды.
Зачем столько? Лишь для охлаждения тела. Живой организм, что печка, постоянно выделяет тепло. В умеренных широтах тело охлаждается в основном прохладным воздухом и лишь на треть — испарением. В пустыне температура воздуха выше температуры тела и терморегуляторы организма работают на полную мощность, усиленно испаряя влагу. Это делается главным образом для того, чтобы охлаждать окружающий воздух. Но много ли значит «холодильник» человеческого тела по сравнению с гигантской печкой пустыни? И получается, что человек только зря теряет влагу. Если эта потеря достигает шести — восьми процентов от веса тела, человек падает в обморок. При потере десяти процентов начинаются галлюцинации, при двенадцати — сердце отказывается проталкивать слишком сгустившуюся кровь.
