– Зачем, госпожа…
От такой команды Юрий опешил, попробовал спросить, не поняв, зачем нужно оголяться. Но осекся под грозным взглядом ханум, которая стала поигрывать увесистой палкой. Понимая, что играет с огнем, он приспустил шаровары и стоял молча, отчаянно краснея.
– А «он» у тебя ничего, потому делом сейчас займешься!
Хозяйка подошла к нему вплотную и уцепила крепкими пальцами «хозяйство». Галицкий стоял окаменевший от накатившего страха, ни жив, ни мертв, а в голове билась отчаянная мысль – «а вдруг сейчас мне все оторвет старая сволочь?»
Старая ханум не оторвала съежившийся до размеров наперстка «отросток», вышло все гораздо хуже – она наклонилась над грудой кизяков, спустила шаровары и подняла полу халата – Юрий смертельно побледнел, увидев в потемках сарая, в одиноком солнечном луче дряблую женскую задницу впечатляющих размеров.
– Я не могу, госпожа…
– Я тебе не нравлюсь?!
От грозного рыка у Юрия ушла душа в пятки. Он прекрасно понимал, что может ее здесь прибить, но то, что потом сделают с ним татары и представить боялся. Степняки были очень большими выдумщиками по части различных казней и мучительств, он уже на них насмотрелся. И становиться жертвой экспериментов категорически не желал.
– Нравишься, ханум…
– Тогда что стоишь? А, у тебя не встает?! Это хорошо, бею Кезлева молодой евнух в гарем нужен, старый совсем ослеп, не может никак справится всего с шестью женами и наложницами. Ты его заменишь, завтра же за тобой приедут нукеры бея…
– Нет, нет, госпожа, он уже встает! Ты прекрасная ханум, лучшая роза Крыма, достойная цвести в садах Бахчисарая, Стамбула и Иерусалима. Ах, как ты прекрасна в стихах поэта, страдающего от импотенции и больного гонореей – он был бы рад утолить твои желания!
От дикого страха Галицкий стал лихорадочно молотить всякую чушь, стараясь выиграть хоть немного времени. Для спасения самого драгоценного, что у него осталось – превращаться в евнуха бея, да попасть под власть полудюжины озверелых от сексуального голода женщин (бей преклонных лет старик – он его раз увидел с расстояния), Юрию категорически не хотелось. И хотя у него давно не было женщины, но сейчас он абсолютно не испытывал возбуждения, а лишь липкий страх.
– Ты говоришь как настоящий поэт! Мне сказали, что ты в медресе пророка Исы не только учился, а еще и учил. Первый раз вижу образованного гяура, и, надеюсь, в последний!
– О нет, госпожа, я постараюсь утолить страсть в твоих чреслах и разбудить костер познания! Просто день был тяжелым, а меня плохо кормят. Ведь если ветки не подбрасывать в пламя костра, то оно погаснет. Но если кормить огонь хорошим кизяком, то он сотворит чудеса и согреет уставшую от житейских хлопот прекрасную пэри.
