На краю этой косы стоял гигантский олень-самец, неподвижный, точно бронзовое изваяние. Его могучий корпус и высоко поднятая вытянутая вперед голова выделялись резким черным силуэтом на светящемся оранжевом небе. Красивые ветвистые рога оленя откинулись назад через плечи.
Далеко, на берегу озера, одинокий охотник лежал у угасающего костра, любуясь величественным силуэтом зверя. Он лежал, совершенно скрытый темным фоном деревьев и кустов. Но вскоре человек вспомнил, что он — охотник, а чудесный олень — его дичь, которую он не должен упустить. Прошло всего несколько мгновений, и охотник потянулся за своей винтовкой и за свернутой в трубку березовой корой, лежавшей поблизости. Бесшумно, точно змея, пополз он под прикрытие чащи молодых елей. Здесь он поднялся на ноги и проскользнул в лес.
В это же самое мгновение олень, словно почуяв близость невидимого врага, повернулся и беззвучно углубился в лес.
Вскоре от крошечного костра осталось лишь немного белого пепла, и настал полумрак безоблачной ночи — тихой, холодной и слабо пахнущей влажным, крепким ароматом хвои, лавровых ягод и папоротников. До восхода луны оставался еще почти час. Ночной лес, казавшийся таким пустынным и неподвижным, наполнился вдруг невидимой жизнью. Но нигде не слышалось ни звука, лишь время от времени слышался необъяснимый шелест сухого листочка или журчание воды где-то в тени у берега.
Пробираясь бесшумно по лесу, охотник забрался, наконец, в самую чащу молодых елей, из-под нависших веток которых он мог отчетливо рассмотреть вдававшуюся в озеро песчаную косу. Он немного огорчился, но ничуть не удивился, заметив, что большой олень исчез. Усевшись и прислонившись спиной к стволу толстого дерева, с ружьем и берестяным рожком поперек колен, он приготовился ждать с неистощимым терпением, с той чуткой и неподвижной бдительностью, которая приобретается труднее всех остальных качеств, необходимых для охотника.
Над плоским черным горизонтом за нижним концом озера засиял первый бледный отблеск восходящей луны. При виде его охотник поднес к губам рожок из березовой коры и издал низкий, блеющий призыв, странный и дикий, но полный невыразимой мольбы. Два раза он протрубил этот странный призыв. Затем замер в напряженном ожидании.
Он знал, что, когда призываешь оленя, никогда нельзя знать, кто может притти.
Конечно, мог притти ожидаемый самец, с выдающейся над темной стеной кустов красивой рогатой головой и ярко горящими глазами, но он тут же мог смутно почувствовать, что является обманутым, и снова беззвучно вернуться во мрак.
