В приемной было тепло, стояла недешевая мебель — несколько кресел и диванчик для посетителей, обитые бархатом, высокий резной шкаф со множеством маленьких ящичков, напоминающий собой картотеку. У входа в комнату — массивная дубовая вешалка, где, очевидно, посетители могли оставить верхнюю одежду.
Однако центром и смыслом этой комнаты были роскошные двойные двери, ведущие в святая святых — кабинет кёрста Форшера. Это были двери с большой буквы «Д», покрытые сложным рисунком, щедро позолоченные, отбрасывающие надраенными «в жар» ручками солнечных зайчиков в глаза посетителям.
Молчание все затягивалось, и я потеряла терпение:
— Любезный, может быть вы соизволите оторваться от ваших, несомненно — важных бумаг, и обратите на нас внимание?
«Любезный» поднял на меня чуть вытаращенные темно-карие глаза, картинно-изумленно вскинул редкие бровки и надменно ответил:
— Разговор с кёрстом Форшером стоит целый ферк.
— У вас найдется сдача с пять ферков или мне придется собирать мелочь?
Базедовые глазки секретаря стали, как мне показалось, еще выпуклее. Бледные щеки окрасились пятнистым румянцем, и он несколько смущенно забормотал:
— Конечно-конечно… Впрочем, пожалуй — нет… Но я, безусловно, готов сбегать и разменять! Прошу не волноваться, почтенная кёрста! Когда вы выйдете сдача уже будет готова!
После этого он вскочил, метнулся к роскошным дверям, деликатно постучал, и приоткрыв узкую щель, протиснулся туда. Положив на конторку монету в пять ферков, я усадила Линка в кресло, расстегнула заколку и небрежно бросив плед на подлокотник дивана, присела рядом.
Впрочем, ждать долго мне не пришлось. Буквально через минуту обе створки широко распахнулись и сияющий любезной улыбкой секретарь, проводил меня в «святилище», бесшумно закрыв за мной двери. Раздался хрипловатый, какой-то каркающий голос:
— Прошу садиться, кёрста. Слушаю вас.
Кабинет законника вовсе не был так роскошен, как обещали золоченые двери в приемной. Удобный письменный стол с красивым бронзовым подсвечником, которым сейчас не пользовались, точная копия чернильного прибора отца Элен, и несколько стопок бумаг, с которыми сейчас работали.
Книжный шкаф, прячущий за стеклом солидные тома, две открытых этажерки, заполненные стопками битком набитых кожаных папок и уютно потрескивающий в углу камин. Стены были обтянуты светло-серой тканью, что делало помещение несколько скучным.
Больше всего кёрст Форшер напоминал мне Зиновия Гердта — те же черные кустистые брови при высоком, залысом лбу с крупными морщинами, то же «складчатое», чуть обезьянье, умное лицо. И внимательный взгляд небольших глазок.
