Князь Шаховской: Путь русского либерала | страница 55

Так прошел первый год общения. Знакомство будущих друзей только начиналось. «У нас в это время было, кажется, еще много других интересов», — вспоминал Ф. Ольденбург по окончании университетского курса в письме А. А. Корнилову и Н. В. Харламову от 31 декабря 1885 года. Это были и вечеринки, и большие университетские встречи, это общение «было единственное тогда, кроме науки»^>{110}.

Значение кружка его члены смогли оценить гораздо позже, по прошествии нескольких лет знакомства и дружбы, совместной студенческой деятельности. С ним будут связаны самые лучшие воспоминания их жизни. Ему они будут обязаны гораздо больше, чем всем лекциям и остальной обстановке студенческой жизни, так как именно он дал столько «непосредственных теплых и радостных чувств» и несравненно много сделал для их развития^>{111}.

В первый год своего дружеского общения «варшавяне» приняли активное участие в образовании студенческого научно-литературного общества, деятельность в котором дала им навыки общественной работы и совместного достижения общих целей. Учебная обстановка, в которую попали юноши, стала одним из главных факторов, скрепляющих их дружбу.

Студенческое научно-литературное общество являлось едва ли не первой официально разрешенной в университете общественной организацией, ставящей перед собой задачи содействовать реализации научных и культурных запросов студентов, развитию интенсивного юношеского самообразования, расширить основы духовного опыта. Мысль об организации студенческого научно-литературного общества не лишена была политических мотивов. Она возникла в консервативных кругах. Правое студенчество, слабое и распыленное, решило сплотить «благоразумную» и верноподданную часть университетской молодежи для противовеса революционерам. Новое общество призвано было действовать под знаменем аполитичности и научности.

Следует отметить, что в массе студенчества тогда мало было энтузиазма к науке, ее заботили совсем другие вопросы. Скептицизм и равнодушие, апатия и придавленность охватывали широкие круги молодежи. Одни, как позже вспоминал историк Иван Гревс, жили изо дня в день, подчиняясь гнету извне идущей безотрадной полосы жизни: как выйдет, лишь бы полегче удавалось устроение быта. Они хоть и волновались агитацией на сходках, но затем легко охлаждались, вновь погружаясь в состояние неподвижности. Другие — остро ощущали чувство самосохранения в тревожные времена, когда опасно было увлекаться. Третьи — руководствовались карьерными соображениями. Четвертые, меньшинство, — политики на разных ступенях радикализма, — переживали кризис, в котором находилось тогда революционное движение вообще.