С весны 1892 года постоянно увеличивалось количество сообщений, репортажей и статей, посвященных еврейскому вопросу. В первую очередь это было связано с происшествием, привлекшим к себе внимание и в стране, и за рубежом. Герцль подробно комментировал его в «Новой свободной прессе»: дуэль между французским ротмистром Кремье-Фоа и Дрюмоном. Кремье-Фоа, оскорбленный нападками на офицеров-евреев, потребовал от Дрюмона сатисфакции. На состоявшемся поединке Дрюмон был легко ранен. Однако этим дело не кончилось. Из-за публикации протокола дуэли, который, до обоюдному согласию должен был сохраняться в тайне, возникли осложнения. Антисемит Море вызвал на дуэль капитана и профессора Политехнической школы еврея Майера, не виновного в публикации этих протоколов, но взявшего ответственность на себя, и 24 июня заколол его. Дело получило большой резонанс. Запросы в палату депутатов сменялись заявлениями военного министра Фрейсине, который пытался замять неприятное дело. Однако до публичного осуждения антисемитизма официальной стороной дело так и не дошло.
Именно в этот период Герцль впервые публично высказал свои взгляды по еврейскому вопросу. «Французские антисемиты» — так была озаглавлена корреспонденция для «Повой свободной прессы», Герцль попытался проанализировать в ней события последнего времени. Рост юдофобских настроений, по его мнению, был инспирирован радикальными буланжистами, нуждавшимися в новой идее. «К счастью, — замечает он в корреспонденции от 31 августа, — такая идея вовремя объявилась — антисемитизм». И далее он разъяснял: «Евреи с давних пор прекрасно подходят для того, чтобы свалить на них ответственность за ошибки и злоупотребления правительств, за бедствия и бедность подданных, за чуму, уродства, голод, всеобщую коррупцию и обнищание. Посему — любой истинно консервативный государственный деятель всегда обеспечит им определенную защиту, чтобы сохранить их». В этой корреспонденций Герцль еще не делает выводов, он даже извиняет поведение антисемитов, однако характер аргументации показывает, что еврейский вопрос в принципе начал его интересовать.
По-видимому, на рубеже 1892/93 годов появилась одна рукопись по еврейскому вопросу, публикацией которой мы обязаны архиву Леона Келльнера. В ней Герцль критикует дебаты о евреях в австрийской палате депутатов, где все еще играли в прятки с еврейским вопросом, рассматривая его только как вопрос религиозный. «А ведь речь уже давно идет не о теологических аспектах и не о религии и совести, — отмечает Герцль уже почти резко, — и это тоже всем известно. Все они кое-что слышали о Дарвине и Ренане, пусть и немного. Забавно и вместе с тем прискорбно видеть, как образованные, солидные, степенные пожилые господа публично играют друг с другом в жмурки». В любом случае, еврейский вопрос никоим образом не связан с теологией и религиозными обрядами. Прошли те времена, когда разбивали друг другу головы в кровь из-за деталей евхаристии. Сегодня речь идет уже не о вечере, а об обеде. Еврейский вопрос, — четко формулирует Герцль, — это вопрос не национальный и не конфессиональный, а социальный. Это ставший раньше других судоходным приток великого потока, именуемого социальным вопросом. Но великие потоки нельзя отводить искусственным путем, поскольку весной, когда стает снег, паводок все равно пробьет себе дорогу».
