«Я запрещаю не только резать мой народ, но и не желаю, чтобы в него плевали даже малый мизерный плевок. Я запрещаю относиться к моему народу с пренебрежением, к его языку <…> и, особенно к его идеалам <…>. Тот, кто делает это, ненавидит меня, и я ненавижу его, безотносительно к каким-либо причинам, по которым можно было простить <…>. Ни один человек не может защищать свое право до того, как он сам поверит, что право его неуязвимо. Ишув священен в той же степени, как священна Тора. Тот, кто поднял на него руку, — преступник. Мы когда-нибудь еще будем нуждаться в суде народов. Не давайте им привыкнуть к мысли, что если нас бьют слабо, всего лишь носком сапога, то мы не обижаемся, мы привыкли к этому <…>. Все это написано не с целью пробудить ненависть по отношению к туркам. <…> мораль проста: под любым турецким правительством у сионизма в Эрец-Исраэль нет надежды».
Но недостаточно лишь призывать к мужеству. Как противостоять насилию большинства, вырезавшего в Турции более миллиона армян, не имея государственности и армии и всюду являясь нежелательным меньшинством? Ответ Жаботинского:
«Если против нас поднимается враг, мы должны искать себе союзника, и искать его нужно именно среди врагов врага нашего. <…> Именно потому, что вы не позволяете, чтобы они вас топтали, к вам относятся с уважением и считаются с вами. К сильному врагу прислушиваются больше, к слабому — меньше. Но к «безвредному» не прислушиваются вообще. Поэтому самая большая опасность — остаться в одиночестве и беззащитными; в ситуации, когда есть враги, но нет ни единого друга. Тот, кто не понимает эту простую истину в политике, продолжает плестись по старому пути. Мы этого не желаем и не допустим. Мы хотим и, в конце концов, добьемся, чтобы всякий, кому взбредет на ум уничтожить ишув, будет знать, что хотя бы часть еврейского народа всеми своими илами постарается отомстить за его деяния».
…Встречи с политиками, статьи в газетах, в том числе во влиятельнейшей лондонской «Таймс», имевшей полуторавековую историю, сделали свое дело: наперекор активному противодействию английских евреев, занимавших высокие посты в правительственных кругах Лондона и старательно дистанцирующихся от Сиона, общественное мнение стало склоняться к целесообразности создания Еврейского легиона.
Осенью 1916-го начался сбор подписей евреев, выразивших желание служить в армии, в июле 1917-го появился долгожданный приказ об «учреждении еврейского полка», в отсутствие военных успехов получившего скромное название — «38-й батальон королевских стрелков» (Royal Fusiliers). Командиром батальона был назначен полковник Паттерсон — тот самый, который командовал расформированным в конце 1915-го транспортным отрядом «погонщиков мулов».
