. Понятно, что в подобной ситуации цесаревич оказывался в высшей степени зависимым от того, кто стал для него источником необходимых сведений, и Победоносцев в полной мере воспользовался открывшимися возможностями.
Константин Петрович в письмах не просто рисовал картину едва ли не полного развала российской системы управления (в особенности ведомств, возглавляемых либералами), но и вел масштабную и весьма опасную политическую игру, подвергая нападкам ближайших родственников цесаревича — великих князей, его дядьев. Так, администрация кавказского наместника Михаила Николаевича стала, по словам Победоносцева, «клоаком всяческих нечистот, беспорядков, интриг, хищений». Про Николая Николаевича, по его сообщению, все говорили, что «он упорен невыразимо, что не хочет слушать разумных советов, не хочет видеть ошибок и ради упорства шлет даром на смерть полки героев»>{224}. Источником сведений, как правило, служили «слухи», «толки», частная корреспонденция, впечатления от личных, часто случайных встреч; однако именно эта информация преподносилась им как истинная и достоверная, в отличие от ложных данных официальных докладов. Разумеется, всеобщая критика нисколько не касалась цесаревича — все его распоряжения являли счастливое исключение на фоне всеобщей дезорганизации, вызванной применением ложных административных принципов, которыми власти руководствовались еще со времен Великих реформ. «Ваша добрая слава растет по всей России, — многозначительно писал Победоносцев Александру Александровичу в ноябре 1877 года. — Ах, это большая сила Вам на будущее, нравственный капитал, который дай Боже Вам сохранить и приумножить!»>{225}
Война, по мнению Победоносцева, еще раз и с предельной резкостью выявила ставшее характерным для пореформенной России противостояние испорченного мира верхов и «простого народа». Победой в ней, по мнению консерватора, Россия была обязана исключительно второй силе, в то время как первая в годы великих потрясений выказала свою полную пустоту и никчемность. «И, не правда ли, во всей этой долгой, долгой военной истории всего краше является русский солдат, во всей простоте русской души, в которой, кажется, сосредоточилось всё, что мило и дорого в родной земле русскому человеку… Всё дело, по-моему, выносят на плечах своих солдаты»>{226}, — писал он бывшему ученику. Цесаревич в представлении Победоносцева был воплощением и едва ли не неформальным вождем этой реальной, «народной» России, голос которой стал почти не различим за официальной ложью официальных отчетов. Именно этой России предстоит со временем сказать свое веское слово, и на нее в своей деятельности и должен ориентироваться цесаревич. «Об Вас, — писал ему Победоносцев, — не трубит слава, но передаются из уст в уста тихие речи, и все радостные… во всей России честные люди, преданные отечеству, понимают труд Ваш, глубоко сочувствуют Вам и следят за Вами с любовью и крепкой надеждой»
