.
В силу ограниченности своих возможностей, утверждал Победоносцев, рядовой обыватель, будучи не в силах осмыслить разницу между собственно религиозным учением (догматом) и обрядом, воспринимает религию прежде всего с внешней стороны, которая практически всегда оказывается связана с особенностями национальной культуры. Поэтому объявление неограниченной свободы совести откроет путь ожесточенной борьбе между национальными группами, ведущей к дезинтеграции общества. Подобный сценарий казался Победоносцеву особенно вероятным в условиях России с присущими ей слабостью исторических традиций и культуры, наивной целостностью народного мировосприятия, делающего «простых людей» крайне уязвимыми для внешнего воздействия. «Немецкие люди, — писал Константин Петрович в 1889 году О. А. Новиковой, — понять не могут того, что мы, русские люди, так живо чувствуем. У них, в Неметчине, лютеранин, католик, сектант не перестает быть немцем, англичанином и проч. А у нас, сделавшись протестантом или сектантом немецкой лютеранской окраски, немедленно перестает быть русским и становится немцем — отрицателем России и всего русского!»>{138}
Формальное уравнение исповеданий, полагал Победоносцев, не обеспечит людям возможность свободного духовного выбора, а лишь откроет простор действиям наиболее агрессивных, склонных к насилию участников межрелигиозной борьбы: «При равенстве прав всех и каждого фанатик сектант может достичь властного положения и властного влияния на множество людей… и совершать над ними несправедливое давление в целях религиозного фанатизма»>{139}. В этих условиях не могло быть и речи о безразличии государства в религиозной сфере — оно должно было оказывать попечительное воздействие, ограждая «малых сих», «простых людей» от вредоносного внешнего влияния. «Церковь наша — одно с народом — не лучше его и не хуже, — вновь подчеркивал Победоносцев в письме Е. Ф. Тютчевой. — В этом ее великое качество. Но Государство обязано понять его и защитить ее. От кого? От целой армии дисциплинированных врагов ее и наших — всяких вероисповедных пропагандистов, которые, пользуясь простотой народной, бездействием правительства, условиями пространства и бедной культуры, врываются, как волки, в наше стадо, не имеющее достаточно пастырей»>{140}. Таким образом, он возлагал на государство практически всеобъемлющие функции. Чтобы их успешно выполнять, государство должно было обладать самыми широкими возможностями, выступать в качестве власти, максимально сконцентрированной в себе самой, ни с кем не разделяющей своих полномочий. В размышлениях о сущности и особенностях устройства подобной системы управления и рождались представления Победоносцева о самодержавии — единственной форме власти, которая, по его мнению, могла служить прочной основой порядка в России.
