.
В основе действий вождей религиозного инакомыслия, создателей новых учений лежали, по мнению консерватора, морально ущербные мотивы, связанные с гордостью, самомнением, противопоставлением себя массе простых верующих. «Непризнанные учителя разных толков, — с возмущением писал он, — проповедуют с ревностью, доходящей до фанатизма и до глумления над всяким возражением, туманное, не приведенное в систему, но повелительное применение к жизни начал, произвольно извлеченных и произвольно истолкованных из Евангелия… всякий, сосредоточась на своем «я», всегда себялюбивом, самочинном, исключительном, отрешаясь в духе от мира своих собратий, приходит к отрицанию»>{133}. Обер-прокурор полагал, что, поскольку с историческими традициями России была связана именно Русская православная церковь, творцы новых религиозных учений должны были смиренно признать этот факт, склоняясь перед многовековой мудростью предков. «Простая душа, — заявлял консерватор, — была душа смиренная»; сектантство прививает ей «бессмысленную гордость с уверенностью в своей правоте — перед кем? Перед целым народом, составляющим Церковь и живущим в смиренном сознании своей греховности перед Богом и в смиренной надежде прощения грехов»>{134}.
Победоносцев признавал, что в рамках сложившейся в России системы религиозных отношений обратить в инаковерие среднего православного обывателя достаточно нетрудно, ведь он представлял собой «простую душу, в которой есть только чистое, незанятое поле религиозного чувства»>{135}. Однако, разумеется, допускать это обращение ни в коем случае не следовало: «простые души», безусловно, должны были оставаться в ограде господствующей Церкви, находящейся под защитой государства, дабы ее служители имели возможность оказать на них духовное воздействие. Пользуясь своей близостью к народу, клирики-«простецы», безусловно, укрепят его преданность Церкви, однако осуществится это не иначе как посредством медленных постепенных мер, которые дадут прочный результат лишь впоследствии. «Стадо это — наша будущность, — писал Победоносцев Е. Ф. Тютчевой в 1881 году о православной пастве. — Что сегодня не может быть в нем возделано, то будет возделано через десятки лет, но покуда мы должны оберегать его от волков»>{136}.
Предложение снять напряжение, возникающее в обществе в связи с развитием инаковерия, путем уравнения в правах всех исповеданий, составлявшее часть проекта разделения Церкви и государства, вызывало решительный протест обер-прокурора. Он утверждал: подобные проекты, наивно-идеалистические по своей природе, не учитывают ущербной природы человека. Избавившись от опеки государства в религиозной сфере, люди, как и в сфере политической, не смогут удержаться в рамках «терпимости» и взаимного уважения и немедленно перейдут к насилию. «Из-за свободы совести, — подчеркивал обер-прокурор, — веками велась кровопролитная брань, и гонимое вероисповедание завоевывало себе свободу. Но вскоре же оказывалось, что эта свобода превращалась на каждой стороне в свою исключительную свободу, переходя в стеснение свободы для партии противоположной»
