Победоносцев был глубоко убежден, что секулярные тенденции, охватившие в XIX веке самые разные социальные сферы — от массового и индивидуального сознания до образования и государственных структур, — вкупе со столь же вредоносным, как он считал, процессом насаждения институтов политической демократии приведут общество к катастрофе. Попытки уменьшить значение религии или вовсе изъять ее из жизни общества неизбежно откроют путь деструктивным процессам, ибо общественная мораль — главная основа социальной стабильности — может базироваться только на религиозных началах. Без апелляции к высшим ценностям, настаивал Победоносцев, невозможно сформулировать идеалы, которые будут побуждать людей держаться вместе в рамках сколько-нибудь мирных, цивилизованных отношений. «Атеизм, — настаивал он в статье, основанной на материалах работ английского писателя и богослова Уильяма Харрела Мэллока, — не в силах выставить перед людьми ясный и действительный образ… счастья, да и немыслим такой образ в круге земных вещей и в пределах земной жизни. Мы слышим от него только такие речи: разве добродетель не должна сама себе служить наградой? Разве люди должны быть добры, великодушны, правдивы, мужественны только из расчета на награду в будущей жизни или из страха наказаний? Разве не следует стремиться к этим качествам ради их самих?.. Но все эти речи и подобные им только рассыпаются звуком в пространстве, ничего не разъясняя, никого не убеждая»>{122}.
Лозунг разделения Церкви и государства, получавший во второй половине XIX века всё большую популярность на Западе, казался Победоносцеву нежизнеспособным, поскольку не учитывал абсолютной, всеохватной природы религиозных начал. «Церковь не может отказаться от своего влияния на жизнь гражданскую и общественную, — писал Победоносцев в статье, основанной на материалах еще одного западного автора, патера Гиацинта Луазона. — Чем она деятельнее, чем более ощущает в себе внутренней, действенной силы, тем менее возможно для нее равнодушное отношение к государству». Сам по себе принцип разделения светского и религиозного начал казался консерватору еще одним, наряду с политической демократией, примером логической абстракции, которая может быть приемлема для интеллигенции, но которой «не удовлетворится простое сознание в массе верующего народа», поскольку «жизнь духовная ищет и требует выше всего единства духовного и в нем полагает идеал бытия своего»
