. Глубина и неоднозначность предстоящих изменений, видимо, до конца не осознавались будущим сановником, что, безусловно, готовило почву для серьезных проблем в дальнейшем, должно было сделать особо острым его столкновение с порядками, которым предстояло утвердиться в России после реформ.
Вполне простыми, легкодостижимыми казались молодому юристу улучшения и в тот момент, когда речь непосредственно зашла о подготовке преобразований, то есть в канун эпохи Великих реформ Александра II. Первые годы очередной российской «оттепели» стали во многих отношениях звездным часом молодого Победоносцева. Собрав и изучив за годы сенатской службы и занятий в архивах множество материалов по истории русского права, он после ослабления цензурного гнета начал активно публиковать статьи, посвященные злободневным на тот момент вопросам — происхождению и эволюции приказного права, возможным направлениям предстоящих судебных преобразований. В 1859 году Победоносцев с блеском защитил в Московском университете магистерскую диссертацию «К реформе в гражданском судопроизводстве», которая была опубликована в одном из самых либеральных журналов того времени — «Русском вестнике» Михаила Никифоровича Каткова. Спустя два года он был избран профессором Московского университета, где в 1862–1865 годах читал лекции по кафедре гражданского права. Одновременно Победоносцев вошел в состав правительственных органов, созданных для разработки судебной реформы: комиссии под руководством помощника государственного секретаря Сергея Ивановича Зарудного (учреждена 23 октября 1861 года), а затем — комиссии под руководством государственного секретаря Владимира Петровича Буткова (учреждена 27 сентября 1862 года)[3].
В период либеральных веяний будущий консерватор был безоговорочно убежден, что расширение свободы, усиление открытости в работе судебных органов дадут положительные результаты, а неизбежный риск, связанный с внедрением в жизнь новых институтов, вполне оправдан. В деле преобразований, заявлял Победоносцев, нужно смело идти вперед. В статье, опубликованной в «Русском вестнике», он бичевал «закоренелых староверов», которые «не хотят дотронуться до сгнившей балки из боязни повредить драгоценное здание», не понимают, «что история есть движение вперед от мертвой обрядности к духу жизни». Свободы не следует бояться, утверждал он; «законодатель, вполне понимающий свое призвание», должен рассчитывать не только «на действие страстей, на влечение падшей и развращенной природы», но и «на энергию воли, на свободное действие личности». Не следовало опасаться и широкого обсуждения острых и наболевших общественных проблем.
