— В другой раз, Борис. Некогда мне сейчас.
Что ждет его в Вильно? Найдет ли он там работу? Примут ли его в свой тесный круг тамошние революционеры? А может, удастся встретиться с этим самым «Переплетчиком»?
Он уже не раз слышал имена хороших, правильных людей, стоявших за интересы рабочих. Их произносили едва слышным шепотом, с восхищением и признательностью. Врач Андрюс Домашявичус, прозывавшийся Теодором и живший в Вильно. Помогает рабочим, ведет кружки, снабжает литературой… А в Ковно — молодой рабочий завода братьев Шмидт Пранас Эйдукявичюс. Орлом его называют за смелость, бесстрашие. Жаль, что не довелось познакомиться. Потом еще С. Трусевич — он во главе рабочего союза Литвы, и какой-то Лео Иогихес, его еще называют Яном Тышка… Но больше всего было разговоров о бесстрашии и неуловимости «Переплетчика». Вот бы с ним подружиться! Но не знал Иосиф, что «Переплетчика» нет уже ни в Ковно, ни в Вильно. Молодой Феликс Дзержинский, арестованный 17 июля в Ковно, содержался в тюрьме и ждал ссылки в Вятскую губернию.
И хоть Иосиф Таршис был, что называется, уже допущен в революцию — неплохо проявил себя за время работы в Ковно, стал полноправным членом и участником кружков, массовок, биржи и нелегального профсоюза портных, — ему еще не хватало теоретической подготовки, и представления о характере революционной борьбы пролетариата пока не выплескивались за рамки конкретных задач, стоявших перед рабочими того предприятия, на которое Иосифу удавалось устроиться.
Между тем условия деятельности первых социал-демократических организаций, возникших на территории нынешней Литовской республики, были и очень сложными, специфичными. Ко времени начала рассказа в Ко-венской губернии, значительной части Виленской и входившей в Королевство Польское Сувалкской губернии, а также части губерний Курляндской и Гродненской, жило 2,6 миллиона населения. По данным первой всеобщей переписи 1897 года, из этого числа литовцев было 1615300 человек, евреев — 350 700, поляков — 228 900, русских — 140 600, белорусов — 140 300, немцев — 47 тысяч и латышей — 35 200. При такой национальной многоликости, естественно, усложнялась и революционная работа среди трудящихся.
Самой угнетенной, бесправной и задавленной частью населения оказались коренные жители — литовцы. Их давил тройной гнет: царского самодержавия, собственных капиталистов и помещиков и католической церкви, сохранившей свое влияние с тех времен, когда Великое Литовское Княжество входило составной частью в Речь Посполитую.
