После таких показаний их тоже повели в тюрьму (милосердие бывает порой накладно), а немного спустя на виллу явился отец дона Гарсиа в глубокой скорби о единственном сыне. Вскоре допросили самого дона Гарсиа, и он рассказал, что в то утро отправился прогуляться в тени прекрасных садов, окружающих виллы, и наткнулся на двух дерущихся; попытавшись разнять их, он и получил обычную в таких случаях награду. А что до прочего, то он поклялся, что нисколько не повинен во всем этом контрапункте ложных подозрений, заглушивших простую тему истины.
Боюсь утомить вас и скажу лишь, что люди, ранившие дона Гарсиа, были схвачены вне святого убежища и подтвердили на дознании, что он говорил правду. Однако дону Андресу она пришлась не по нутру, и как только его освободили, он уехал в Кордову; вместе с ним, как сказали мне, отправился мой брат, дав клятву не возвращаться в Толедо, разве лишь затем, чтобы убить меня и таким образом смыть пятно позора с моего имени. Дон Гарсиа тем временем выздоровел. Вскоре навестила меня Ирене, ей, моей лучшей подруге, было приятно, что я оказалась невинной. Вдвоем мы долго обсуждали, что мне делать дальше. Ирене советовала вернуться к матери, но я отвергла ее совет, сказав, что жить у матушки будет для меня опасно — туда ведь может приехать брат и исполнить свой мстительный замысел. Наконец мы сошлись на том, что мне лучше всего просить покровительства у одного из своих дядьев, человека женатого и в почтенном возрасте. Так я и сделала, а моя мать, удрученная годами, да еще этой обидой, рассталась с жизнью и ее скорбями, не пожелав даже в смертный час — когда прощаются самые жестокие оскорбления — видеть меня. Дядя позаботился о погребении и должных почестях, мы выслушали соболезнования родных и друзей, затем все переехали в мой дом и принялись наводить справки о местопребывании брата, чтобы сообщить ему скорбную весть о кончине матери и утешительную о моей невиновности, чем дядя надеялся его смягчить. Но нигде и следа его не удалось найти. Узнали одно — это сообщил из Кордовы дон Андрес, — что брат уехал обратно во Фландрию.
Так я и жила, опасаясь его мести, скорбя о матушке, томясь любовными мечтами; они-то побудили меня написать следующие строки, обращенные к их предмету по случаю выздоровления. Что сравнится с поэзией в силе убеждения? Понадеявшись на нее, я решила, что добрым началом для нашего сближения послужат такие стихи:
Письмо
Вы исцелились милостью господней!..
