— Что-то я не разберу, — сказал Полуянов. — Начали про человечество и вдруг про Россию пошли.
— Как же? — вскричал прохожий. — Потому что русская жизнь оказалась самой устойчивой по своей схеме. У нас в России жизнь еще пока более биологическая, нежели социальная. Это на Западе все иначе, там каждый сам себе голова. Там другая схема. Нам она не подходит, мы еще не запустили личного человека. Этот механизм в России спит сладким сном. Вы посмотрите: даже немецкие теории Карла Маркса не поколебали этого нашего российского распорядка.
— Да что вы? — засмеялся Полуянов. — А революция, гражданская война? Кажись, не они, а мы все начали. И не в Марксе дело, а в том, что русские пошли своим путем. Революция — одно название, а суть-то другая. У нас тут не по теориям живут. Но все же мы первые двинулись, хотя и под музыку немецких теорий. Чего хотели — того и получили, но сами.
— Нет, они все ошибаются, и вы ошибаетесь, — сказал прохожий, не объясняя, какие такие «они», — это величайшая ошибка, поверьте мне. Революцию считают чем-то новым, каким-то движением вперед. Нет, это ошибка, ошибка. Это именно и есть самая что ни на есть биологическая оплошность — это движение назад. Слишком много умников выдвинулось наверх в начале века. Вы историю-то полистайте.
— Листал уже, — сказал Полуянов. Прохожий не услышал.
— Слишком много выбилось наверх, и требовалось их всех к норме привести. К извечной российской норме.
— К ногтю. И тут случилась революция?
— Ну, конечно! Если бы все — серенькие, то никакой революции бы не надо было: схему менять бы не пришлось. Вы вот не верите мне, а вы подумайте: какая высшая сила не давала в России никому ни с кем договориться? Это ведь извечный русский вопрос. Никому и ни с кем!
— Большевики-то сговорились между собой и с эсерами.
— На мгновение, и какой ценой! А потом снова пошла резня и вычистка — гражданская война, борьба в партии, потом террор. Опять что-то там в схеме не сработало. Слишком много умников. Всех этих Свердловых, Троцких, Лениных, Сталиных и так далее. И что? Тут же пожрали сами себя, чтобы установить извечное российское равновесие.
— Неувязочка выходит, — сказал Полуянов. — Схема российская, а русофилы вон твердят, что революцию евреи делали, а им помогали немцы.
— Это «патриоты» — вы их не слушайте. Сила российской обывательской схемы в том и состоит, что она привлекает к себе множество народов, отдельных личностей, инородцев, согласных жить в этой нашей российской квашне. Вы подумайте, почему нам так эти немцы, шведы, шотландцы при Петре пришлись ко двору, а еще раньше татары, а потом евреи, азиаты, казахи, якуты и Бог знает еще кто? Потому что скопом или поодиночке были согласны с нашей замечательной — говорю не шутя — российской жизнью. Потому-то немец Романов, арап Пушкин, еврей Мандельштам, грузин Сталин, татарин Державин — это и есть самые отборнейшие наши русские люди. Дураки эти, ура-патриоты, не понимают простых вещей, они племя русичей спутали с россиянами.
