— Так, так, воевать, говоришь, надо. Так. Вот мы три года воевали, в окопах мерзли и мокли. А почему ты, шляпа, не воевала? Ты здоровый и годы у тебя призывные, где же ты был? Не подарки ли на фронт возил да у солдат георгиевские медали отбивал? Много вас таких видали. Почему не воевал?»
— Да я еще пойду, — смущенно оправдывался его собеседник.
— Врешь, не пойдешь. Языком трепать будешь. Много вас таких…
«Бабы смеялись и поддакивали, — продолжал С. Милицын. — Эта стычка на меня произвела впечатление и многое сказала».
Октябрьский переворот неожиданно, против их воли, сделал «зрителей» прямыми участниками карнавала. Вот как описывал такое превращение монархист Василий Розанов: «С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес.
— Представление окончилось.
Публика встала.
— Пора одевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись.
Но ни шуб, ни домов не оказалось».
Октябрь в печати часто называли «сменой декораций». Произошла и всеобщая смена костюмов. Теперь дело не ограничилось царскими горностаевыми мантиями: переодевались все — и победители, и побежденные. Не случайно одной из легенд Октября стало знаменитое облачение Керенского в женское платье. (По его словам, при бегстве он переоделся в матросскую форму.) Еще долгие десятилетия эта выдумка с удовольствием обыгрывалась на страницах советской печати. На карикатуре 50-х годов Керенский в юбке удирает куда-то, возмущенно восклицая:
— Так с женщинами не поступают!
Но добавим, что Ленин тоже брал власть в гриме, парике, замаскированный. Автор этой книги в 70-е годы слышал и такую устную легенду: «Когда Ульяновы и Керенские жили в Симбирске, их семьи дружили между собой. И когда в доме Ульяновых устраивали елку, на праздничный бал маленький Саша Керенский наряжался в платье девочки…» К сожалению, легенда умалчивает, во что наряжался юный Володя Ульянов на этом рождественском балу…
По Каменскому, где тогда жил Леонид Брежнев, перемены стали прокатываться волнами сменяющих друг друга властей. Гражданином каких только государств не успел побывать юный Леонид! И Российской Республики, и Украинской Народной Республики, и Украинской державы во главе с наследственным гетманом Скоропадским, и Украинской Советской Республики, а потом — единой и неделимой России генерала Антона Деникина… Монархии и республики перемежались, как в калейдоскопе.
Довелось Леониду пожить и вовсе без государства. Волей судьбы он оказался в самом «эпицентре свободы» — в анархической вольнице Нестора Махно. (Об этом упоминается и в воспоминаниях Брежнева.) Взяв столицу губернии — Екатеринослав, махновцы, между прочим, выпустили из губернской тюрьмы всех арестованных, не исключая и уголовных. Каждого освобожденного они встречали подарком: украинской паляницей и кружком колбасы. Саму же тюрьму махновцы облили керосином и подожгли, как бы провозглашая этим: конец застенкам, конец неволе! Подарками стали и дорогие вещи, оказавшиеся в местных магазинах. Все отнимали и бесплатно раздавали населению.
