А по вечерам детвора, в том числе и Леонид, собиралась у ограждения «городского сада». Здесь ярко сверкало электричество, играл духовой оркестр, отдыхали и веселились изящно одетые господа и дамы. Босоногие ребятишки жадно смотрели сквозь решетку на чистый, нарядный, сияющий мир. Но им сюда хода не было…
«Вся улица удивлялась». Однако родители Леонида не теряли почти невозможной надежды — вывести своих детей «в люди», открыть им двери в красивый и недоступный мир. Сделать это было невероятно трудно. Первым шагом на этом пути была классическая гимназия. Еще недавно вход туда преграждал знаменитый циркуляр министра народного просвещения Ивана Делянова о «кухаркиных детях». В нем предписывалось не допускать в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, не следует выводить из среды, к коей они принадлежат». Конечно, Леонид попадал в число тех самых «кухаркиных детей».
Впрочем, в ту пору, когда ему исполнилось девять лет, двери местной классической гимназии со скрипом, неохотно, но приотворились перед детьми рабочих. В тот год туда приняли семь человек! Чтобы пробиться в число этих семерых счастливчиков, Леониду пришлось выдержать суровый конкурс — пятнадцать человек на место. Чтобы пройти такой отбор, нужны были действительно «необыкновенные способности» или же необыкновенная удача. Требовалось сдать экзамены по чтению, письму и арифметике. «Вспоминаю, мать все не верила, что приняли, да и вся улица удивлялась», — пишет в воспоминаниях Брежнев.
Правда, сразу после приема возникало новое препятствие: обучение в гимназии стоило целых 64 рубля золотом. Такой суммы не зарабатывал даже самый лучший рабочий. Только при условии отличных успехов малоимущие ученики освобождались от платы. «Учиться плохо было попросту невозможно, — читаем в мемуарах Брежнева, — для нас это было равносильно исключению из гимназии». Приходилось зубрить многое, что потом ему так и не пригодилось, например латынь. Позднее Любовь Брежнева спрашивала, многое ли Леонид Ильич запомнил из гимназической латыни. «Он сознавался, что помнил только одну фразу из латыни: «Путо фратерем дормире», что означало «думаю, что брат спит», потому что, когда он ее зубрил, маленький Яша спал рядом».
Чтобы учиться, приходилось и многое терпеть. «Однажды кто-то бросил ему на парту бумажный самолетик, — писала Любовь Брежнева. — Учитель, не разобравшись, больно ударил Леонида указкой по руке. К вечеру пальцы распухли и болели нестерпимо. Наталья (мать Леонида. —
