Из глубины квартиры донесся голос секретарши Фрейда Минны Бернес: «Анна, ты не забыла снять чайник с огня?» — и Анна проворно ушла. Решив воспользоваться тем, что никто за мной не следит, я сдернула с вешалки свою шубку и берет и, вместо того, чтобы выйти на лестницу, проскользнула в полуоткрытую дверь приемной. Там было темно, но я не стала зажигать свет в надежде, что меня не заметят и не выставят на холодную улицу.
Через пару минут Минна и Анна появились в прихожей и сели на маленький диванчик.
— Зачем ты вытащила меня сюда? — спросила Анна.
— Чтобы уйти подальше от ушей твоей мамы. — Я услышала, как Минна чиркнула спичкой и закурила. Из прихожей потянуло сигаретным дымом.
— Значит, какая-то дама, ты говоришь, явилась без приглашения и он ее немедленно принял?
— Ну да, а бедную Сабину выставил на улицу.
— В такую погоду? Кто же эта дама? Красивая?
— Высокая, вся в мехах. Он назвал ее как-то странно — по-моему, фрау Саломон.
— Ах, Лу Саломе? Тогда все понятно! Я еще в прошлом году на Веймарском конгрессе заподозрила, что она на него нацелилась. И, как всегда, оказалась права.
— Я не понимаю, что значит, — нацелилась?
— Ничего, подрастешь, поймешь. Интересно, что эта Лу Саломе от него хочет?
— Может, она просто хотела его повидать?
— Лу Саломе никогда не хочет кого-то просто повидать. Она хочет повидать только того, от кого чего-нибудь хочет.
— Я вижу, ты не очень ее жалуешь.
— Какая разница, жалую я ее или нет? Она женщинами не интересуется. Зато во всей Европе не найдется мужчины, который сумел бы ей в чем-либо отказать. Очень интересно, что она хочет выманить у твоего отца.
— Я думаю, что у папы можно выманить только то, что он хочет дать.
— Ты идеализируешь своего отца. Он такой же мужчина, как и все другие.
— Если даже она их всех соблазняет, я не думаю, что ей удастся соблазнить папу.
— Посмотрим, посмотрим, что она с ним сделает!
— Да что ты о ней такое знаешь?
— Она начала давно. Уже в 82 году прошлого века она свела с ума бедного больного Фридриха Ницше.
— Это знаменитого философа, что ли? Так он же давно умер.
— Я говорю тебе, это было давным-давно, в 82 году прошлого века. Ницше тогда был еще вполне жив, а она только-только приехала из Санкт-Петербурга завоевывать Европу.
— Что значит — прошлого века? Сколько ей лет, по-твоему?
— А по-твоему?
— Лет тридцать с небольшим.
— А ей за пятьдесят!
— Не может быть! Я стояла в двух шагах от нее — ей не дашь больше тридцати трех!
— Ты слышала о вампирах?
