Сам автор этого сообщения слегка удивлен неожиданным мгновенным успехом поэмы Рильке и ищет ему объяснение:
«Что же привлекает читателей и переводчиков в этом произведении? Почему к нему то и дело возвращаются? Это не поэма в стихах. Но и не проза тоже. Грань перетекания одного жанра в другой так тонка, что читатель почти не ощущает ее. То же самое можно сказать и о содержании текста: романтика боевых походов неотделима от реальной жестокости войны, а строгая завязка и безжалостная развязка, убеждающие своей документальностью, одновременно служат обрамлением той мистической атмосферы, в которую погружен юный корнет».
Автор статьи сам чувствует, что объяснение неубедительно. И поспешно нащупывает другое, столь же неубедительное:
«Огромную популярность эта романтическая история имела во время обеих мировых войн, когда людям была особенно близка и понятна фигура молодого солдата из средневековья, парящего над временами, который волею судеб балансирует между честью, героизмом, благородством и совершенной бессмысленностью смерти в самом начале жизни. Это очень знакомо всем людям, независимо от национальности и страны проживания».
Трудно себе представить, какое отношение имеет цокот копыт коня, скачущего неведомо куда на битву неведомо с кем, к топоту сапог нацистской армии, шагающей по дорогам поверженной Европы. И приходится искать другое объяснение, еще более неубедительное:
«В языковой личности Рильке… произошло определенное нивелирование национально обусловленных особенностей, что способствовало становлению уникальной языковой личности общечеловеческого типа. Не в этом ли секрет?»
Тут уже трудно сдержать удивление: какими же национальными особенностями немецкого языка Рильке пренебрег? Неужто склонением артиклей или собиранием всех глагольных приставок в конце фразы? Вряд ли. Значит секрет не в этом.
Главная часть секрета проста: умело был создан миф. Известно, что миф бессмертен — его не так уж трудно создать, но невозможно уничтожить.
Что же, поищем вторую часть секрета — кем и как миф был создан. Пофантазируем на эту тему — так, чтобы наши фантазии выглядели достоверно.
За французскими окнами полыхал красками осенний сад — оранжевыми, красными, багряно-золотыми. Карл, Лу и Маришка ритуально сидели вокруг утреннего стола, сервированного к завтраку. Закончив наливать кому кофе, кому какао, Мари села к четвертому прибору. Ели молча.
— Я уезжаю в Берлин ненадолго, — прервала молчание Лу.
