Скопус-2 | страница 23



    до света был сказан
          и
   младенца и мертвеца
          язык
   раздвоенный был змеи
   свистать впереди лица
        и розою
   звон распустила сталь
    в оранжевые круги
          но
 раньше слово успело стать
   чем голос его погиб!
11
            …да!
    из темна безвозвратен свет
             и
         серебряные
           когда
 оправлены стопы в вынутый след
     прошедшего без следа
   и выпиты впадины тише воды
            нас
      обращенных вверх
           в небо
    где помним число звезды
      голос которой мерк
12
           когда
 в ночь на праздника день второй
      тьмы не сомкнувши
            мы
   сад обвели вороным пером
       и грызунов зимы
    и птиц уже различимый рой
       в светлеющем небе
             на
      праздника день второй
            когда
           не взошла
              она
13
      но речь о ней
    посланная в молоко
  вернется поднять взгляд
          с дна
  и до сводчатых потолков
     неба тому назад
         ах!
чтобы в предсмертный визг
     визгу в ответ
       смог
      и встал
оглянуться на стременах
горбатый наездник-мозг!

1986–1989

Наум Вайман

«Начало октября. Начало Страшных дней…»

Начало октября. Начало Страшных дней[10].
Тем, кто не молится, должно быть, одиноко.
Невыносимо душно. Марево. Сирокко.
Скучает Рок. Балует суховей.
Толпа мужчин, укрытых с головой
Большими белыми атласными платками,
Гудит, колышется нестройными рядами.
Как будто ветер шевелит травой.
А я — один. И братства мне не знать.
Как и раба награды — снисхожденья.
Но поднимающийся ропот-песнопенье
Мне не хватает силы презирать.
Скорее — в горы. В этот сад камней.
Наедине судьбину подытожить.
Летает пух вдоль хлопковых полей.
Трава бела. И марево тревожит.
Вся жизнь — побег. Душа — дорожный прах
Заблудший сын, бреду по бездорожью.
Любовь — предубежденье. Совесть — страх.
А жалость — неразрывна с ложью.
Наполни грудь дыханием пустынь,
Ленивым, рыжим воздухом бездомным.
Песка и пыли гибельные сонмы.
Горячий ветер. Мгла — куда ни кинь.

«Над долиною Кедрона…»

Над долиною Кедрона
Склон горы из белых плит.
И олив седую крону
Легкий ветер шевелит.
Мелких черных коз отара
Под турецкою стеной.
И горит мечеть Омара
Точно желудь золотой.
А над синими холмами,
Там, где низок небосвод,
Бесконечными кругами
Ходит птичий хоровод.
И за этой круговертью
Устремляется душа,
Детской верою в бессмертье
Непростительно греша.

Баал-Хацор[11]

Слоновой кости цвета небо.
Денщик проснувшегося Феба,
Гоняет ветер тучи. Рьян.
И ночь, как синяя змея,