Скопус-2 | страница 10



именно там на этой улочке спрашивают
             спрашиваю сейчас скажу точно
а на подходе когда стерто можно было
                       прочесть на стене
где обычно названия улиц и взгляд на часы
и не так уж только чуть-чуть опоздание
                        минута в минуту
ибо сейчас девять и сорок минут и это точно
                  так а утро и лица теплеют
словно вытаенные из ночи
     в город возвращение окольными тропами
Встреча произойдет в городе
Свет на коре ветвей
Туловище ночи
Город во всю громоздкость опровергающий
                              иронию
Далекие оконья за рекой расплавленные
                       отражением заката
Огненные улыбки
Протяжные и протяженные
Перекрывающие волнами
глухие барабанные удары
О том что музыка само жизнедвижение
Рассказ освобожденный от рассказа
Города отрешенные
Все продолжающаяся оргия отсутствия
Но тени и цвета
глубокие дрожащие
все ближе
Тропинками
И звездное логово
В красноосенний маскарад лесов

1987

Борис Камянов

Качели

И. Городецкому

Жизнь — что качели.
     В каких я провалах бывал!
Ползал по дну я
     хмельного московского скотства.
Плакал с ворами
     и руки блядям целовал.
Душу сгибало
     жидовское бремя сиротства.
Миг — и взлетел я
     к святым иудейским горам.
Что за высоты
     открылись с Сиона еврею!
Вычистил душу,
     как будто загаженный Храм.
Но о былом
     все равно, все равно не жалею.
Там — моя молодость.
     Там — моя краткая жизнь.
Тут — моя зрелость.
     Моя обретенная Вечность.
…Свищут качели.
     Но, как изнутри ни держись, —
Позади — безначальность,
     а впереди — бесконечность.

1981

«Тридцать лет любви и ласки…»

Тридцать лет любви и ласки,
Пониманья и добра.
Из какой волшебной сказки
Ты пришло, мое вчера?
Был любим, купался в счастье
И не видел берегов.
Окромя советской власти
Больше не было врагов.
Мама старая жалела,
Льнули дети и зверье.
Женщины любили тело
Неленивое мое.
Сто друзей прекрасных было,
Было выпить с кем винца.
Дочка малая любила
Приходящего отца.
И когда бывало плохо —
На судьбу грешно пенять —
Было и кому поохать,
И утешить, и понять.
Относясь к себе нестрого,
Не ценил тогда того.
Но позвал меня в дорогу
Голос Бога моего.
И, закормленный любовью,
Я бежал, как из тюрьмы,
Орошать своею кровью
Иудейские холмы…
Средь любимого народа,
На земле моих отцов,
Два прекрасных долгих года
Счастлив я, в конце концов.
Слава Богу — есть свой угол,
Бросил пить, обут, одет.
Слава Богу — красных пугал
Тут у нас покуда нет.
Все — Абрамы да Эсфири,
Все — Шапиры да Леви…