— Так-то, — заговорил он. Все дружно вскочили с мест. — Так-то, — повторил Старец, глядя на огонь и опираясь на посох. — Ты недавно начал строиться, Наган, сынок. Ажейпш послал тебе косулю, и ты поймал ее голыми руками. Но этому удивляться не надо. Светлой памяти твой дед Савлак, помнится, выскочит в лес с ружьем — и не успевало закипеть мамалыжное варево твоей бабки покойницы Гупханаш, как он уже из лесу с косулей. И тебя я не зря при рождении нарек Наганом. Сегодняшнее событие — это свидетельство счастья. С сегодняшнего дня твоя судьба повернулась вправо, сынок! Пусть оно будет прочным, твое счастье!
И не успел Старец намекнуть, как ему был подан рог. Немного отпив, он вернул его не глядя хозяину.
— Это чудо, это счастье! Пусть будет твое счастье прочным, Наган! — заголосили все. — Пусть вечно с нашей общиной пребудет твоя мудрость, Старец!
Наган, все это время кротко внимавший Старцу, при слове «счастье» все-таки вздрогнул. Наган был умен, хотя в его положении скромного поселянина, да еще единственного в своем роду в этой деревне, где все было сосредоточено в руках трех родов, ни с одним из которых он в родстве не состоял, этот ум был излишен, и он его скрывал. А единственным в роду он был потому, что его дед был тут помещиком до революции со всеми вытекающими последствиями, и Наган вырос сиротой. Уже одно то, что его назвали Наганом, — свидетельство того, что над ним собирались подтрунивать уже с рождения. Счастье — строптивый гость, к нему надо еще быть готовым. Не роскоши счастья желал Наган, а просто выжить с женой и детьми, не дразня ни судьбу, ни людей. Невольно поискав глазами детей, он заметил, что их нет. Он догадывался, что они пошли к косуле, догадывался, что они на верху блаженства, потому что у них, еще не сломленных, требования к судьбе были иными.
Да, дети были вместе с косулей. Сначала Наганов сын, стараясь быть незамеченным, вышел на улицу и, обогнув мазанку, вошел через заднюю дверь в придел. Косуля обернулась, и в темноте зверек и мальчишка взглянули друг на друга. Затем косуля одним прыжком оказалась в дверях, но, не выходя, замерла у порога. Мальчик не видел стоявших сзади сестренку и младшего братика, которые, заметив его, когда он выходил, последовали за ним. Кончиком пальца он прикоснулся к косуле. Под замшей ее кожи напряженно бежали токи. Чувствовались ее тонкие, но крепкие, как сталь, ноги.
Мальчик, спавший с братом и сестричкой на широкой деревянной лавке, услыхал шум косули и проснулся.
