— Ты действительно любишь меня, золотце?
— Хосе, — сказал он.
Мужчина старался не смотреть на нее.
— Хосе!
— Иди давай спать, — сказал Хосе. — Да перед тем, как лечь, прими ванну, чтоб выпивка наконец в тебе улеглась.
— Серьезно, Хосе, — сказала женщина. — Я не пьяна. Ни капельки.
— Ну значит, опять хамишь просто-напросто, — сказал Хосе.
— Иди сюда, мне нужно поговорить с тобой, — сказала женщина.
Мужчина чуть придвинулся, явно колеблясь между потворством очередному капризу и недоверием.
— Да ближе, тебе говорят!
И мужчина вновь остановился прямо напротив женщины. Чуть наклонившись, она запустила пальцы в его шевелюру, но в этом движении была только нежность.
— Ну-ка повтори мне, что ты там сказал — в самом начале, — попросила она.
— Что именно? — сказал Хосе.
Пальцы цепко ухватили щетку волос, и теперь он силился смотреть на нее из-под бровей, низко опустив голову.
— Что ты убил бы любого, только вздумай он лечь со мной.
— Я убил бы того, кто оказался в постели с тобой, королева. И это сущая правда, — сказал Хосе.
Женщина отпустила его.
— Выходит, ты защитил бы меня, если бы я убила его? — твердо сказала она, с грубоватым кокетством подтолкнув ладонью громадную, как у борова, голову Хосе. Мужчина ничего не ответил, лишь улыбнулся.
— Нет, ты скажи мне, Хосе, — настаивала женщина. — Встал бы ты на мою защиту, если бы я убила его?
— Э-э… это смотря как оно… — сказал Хосе. — Не такое, знаешь, простое дело, чтоб эдак запросто о нем рассуждать.
— Никому так полиция не доверяет, как тебе, — сказала женщина.
Явно польщенный, Хосе заулыбался. Женщина вновь наклонилась к нему, зависнув над стойкой.
— Что правда, то правда, Хосе. Я бы, пожалуй, даже на спор пошла, что ты ни разу в жизни еще не солгал.
— А какой прок от вранья, — сказал Хосе.
— Ну, так о том и речь, — сказала женщина. — Полиции очень даже хорошо известно твое мнение по этому поводу, так что любому твоему слову поверят, никому и в голову не придет тебя переспрашивать.
Прямо перед ней забегали по стойке толстые пальцы Хосе; он явно не знал, что и сказать. Женщина вновь глянула в сторону улицы. Потом — на часы, и голос ее изменился, вроде имела она свой интерес — оборвать разговор еще до прихода первых завсегдатаев.
— А ради меня ты солгал бы, Хосе? — сказала. — Я серьезно.
И тогда Хосе снова, обернувшись, стал смотреть на нее, жестко глянул, в самую глубину, словно ужасная мысль забилась в его голове. Будто идея какая-то вошла в одно ухо, и, мутная, робкая и слепая, протянулась по извилинам мозга, и вышла в другое, едва оставив палящий след страха.
