— Ох, как ты ревнив, Хосе. Господи, вот смехота, ты еще и ревнуешь!
Хосе вновь зарделся — с почти наглой, откровенной застенчивостью ребенка, у которого одним махом выпытали все его секреты. Он сказал:
— Ни черта ты сегодня не смыслишь, королева. — И тряпкой пообтер лоб. И еще сказал: — Совсем оскотинилась из-за поганой жизни.
Но женщина уже повела себя по-другому.
— Ага, значит — нет, — сказала она. И вновь заглянула ему в глаза, а во взгляде читались горечь и отчаянный вызов. — В общем, ты не ревнивец.
— Ну отчего же, в некотором роде — пожалуй… — сказал он, — просто у меня все не так, как ты изображаешь.
Он все приводил себя в порядок и теперь тряпкой вытирал расслабившуюся шею.
— И что же? — сказала женщина.
— Просто дело в том… Я так люблю тебя, что не нравится мне, когда ты занимаешься этим, — сказал Хосе.
— Чем именно? — сказала женщина.
— Да всякий раз уходишь отсюда с другим мужиком, — сказал Хосе.
— А ты правда убил бы его, чтобы не ушел отсюда со мной? — сказала женщина.
— Чтобы не ушел — нет, — сказал Хосе. — А вот за то, что ушел с тобой — точно убил бы.
— Что в лоб, что по лбу, — сказала женщина.
Забродили дрожжи беседы, хмель слов ударил в голову, будоража. Голос женщины звучал низко, мягко, колдующе. Лицо ее едва не касалось растопленной благодушием физиономии мужчины, очарованного кружением интонаций.
— Так оно и есть на самом деле, — сказал мужчина.
— Это что же, — сказала женщина и протянула ладонь, чтобы погладить шершавую лапу мужчины, другой рукой она отшвырнула сигарету — …это что же, ты способен убить человека?
— За то, о чем я сказал, — да, — сказал Хосе. И голос его обрел почти драматическое звучание.
Женщина взахлеб расхохоталась, уже не скрывая насмешку.
— Ах, какие страсти, Хосе. Боже, какие страсти-мордасти, — она просто давилась смехом. — Хосе грозный, убивающий моего мужчину. И подумать только, в этаком ханже-толстячке, который никогда не берет с меня денег, зато что ни вечер угощает бифштексом и, развлекаясь, болтает со мной, пока я не отловлю какого-нибудь ротозея — браво, в этом подрумяненном тесте томится настоящий убийца. Какой ужас, Хосе! Ох и страху нагнал на меня!
Хосе явно смутился. Может быть, был даже слегка разгневан. А когда женщина рассмеялась, возможно, учуял какой-то подвох.
— Совсем захмелела, дурища, — сказал он. — Отправляйся-ка спать. Никакая еда не полезет в тебя сегодня.
Но женщина уже оборвала смех и, вновь посерьезнев, о чем-то задумавшись, оперлась локтями о стойку. Увидела отстраняющегося от нее мужчину. Увидела, как он открывает холодильник, а потом закрывает его, оставив там все, как было. Увидела, как он потом двинулся в дальний конец стойки. Увидела, как протирает до блеска надраенное стекло. И тогда женщина опять заговорила, и тон был застенчив и мягок, когда она сказала:
