Я не был ни первым, ни последним из всех – примерно 30 учеников. Более того, учился не хуже других, а по некоторым предметам даже лучше. Зато, когда пришло время мне самому идти в первый класс в 1939 году, мне было легче, чем другим одноклассникам: я все уже проходил. Учительница едва успевала прочесть условия задачи, как я поднимал руку – мне были известны и ее условия, и ее решение. Так постепенно я стал неоспоримо первым в классе и любимцем учителей. Когда я окончил школу, отец говорил, что с Леней, то есть мной, не было забот: ни отец, ни мать ни разу не ходили в школу на родительские собрания.
Зимой 1941/1942 года школы в Ленинграде не работали: не было необходимых условий (электроэнергии, тепла, воды, канализации), часть школ использовалась под госпитали. Но все же под новый, 1942 год старший брат как-то узнал, что в 47-й школе для детей будет устроен праздник и что нужно там быть (согласно расписанию). Я пришел в нужное время, был концерт, потом (и этого все ждали!) – обед. На столе стояла в тарелках гречневая каша-размазня, а на краю каждой тарелки лежал кусочек настоящего масла – в четверть спичечного коробка, но, что самое удивительное, перед каждой тарелкой лежал настоящий мандарин! Такого не ожидал никто! С 1 сентября 1942 г. в школах начались занятия. Но это были уже раздельные школы: для мальчиков и для девочек. Тогда и появилось деление школ на мужские и женские.
В мужских школах была введена усиленная военная подготовка – готовили защитников города. Ко всему военному ребята относились с особым вниманием, но и здесь мне пригодились ранее полученные (в погранкомендатуре) знания и умения: винтовку я разбирал и собирал быстрее всех остальных, за что и был удостоен поощрения – назначен командиром взвода (то есть всего класса). Правда, командирскую должность я не полностью оправдал.
Когда малыши (ученики младших классов) шли в школу, матери снабжали их завтраком (кусок хлеба, дуранда-жмых), так как столовая в школе не работала. Однако по пути в школу ребят останавливал долговязый парень с дубинкой и отнимал у них завтрак. Как правило, он тут же отправлял его себе в рот. Мне было очень стыдно, но как командир я не мог дать ему отпор, боялся. Маме же не говорил, что оставался без завтрака, как все остальные. Потом парень-обидчик куда-то пропал, и задача «защиты малолетних» решилась сама собой.
В начале зимы 1942 года к нам в класс пришла молодая женщина Валентина Леонтьева, которая отрекомендовалась как тренер по баскетболу из спортивного общества «Динамо». Спросила, кто хотел бы заниматься баскетболом. Заниматься намеревались рядом, в спортзале Планового института, который был закрыт и в котором размещался госпиталь. Из записавшихся в секцию В. Леонтьева попросила меня и моего соседа по парте Германа Лебедева зайти завтра на стадион «Динамо», получить там форму и мяч.
