В самом деле, эти удаленные от млына озера поражали обилием утки. Молодь встала уже на крыло и сбивалась в стайки, держась на воде особняком. Над гладью озер не стихало хлопанье крыльев, плеск воды и многоголосое кряканье. То одна, то другая стайка, разом снявшись, медленно набирали высоту в затяжном пологом подъеме, словно сберегая силы для дальнего перелета, но за первой же дамбой утки дружно садились на воду. И только молодые глупые крыжни продолжали, нетерпеливо крича, кружить над стаей, втайне довольные тем, что можно у всех на виду мешать и надоедать старикам.
Один из этих молодцов, очень крупный крапчатый крыжень в изумрудном галстуке с ослепительно белыми манжетками на крепких коротких крыльях, вдруг оставил товарищей, недовольно крякнул, кувыркнулся в воздухе и свечой пошел вверх. Быстро выбирая высоту с каждым новым ударом крыльев, сорванец смело ринулся наперерез громадному чужаку. Похоже, крыжень буквально изнывал от любопытства. Вот уже хорошо стали видны тонкие глянцевые, точно вощеные, маховые перья, темно-зеленая спинка и караковый пух гузна — настигнув громадного, распластавшего в небе неподвижные крылья врага, крыжень легко ушел вперед. Но вдруг он круто развернулся, став на гузно, как суслик у норки, и, растопырив лапки, с трудом держа равновесие, с величайшим недоумением уставился на соперника.
Молодая, глупая, большеротая и щекастая физиономия крыжня излучала такой восторг и удивление, что он от души рассмеялся.
Крыжень сморгнул оранжевым глазом, озадаченно крякнул и, бултыхая в воздухе лапками, кубарем скатился вниз, к стае.
Он с благодарностью и сожалением посмотрел крыжню вслед, но вскоре потерял его из виду. Странный звук, похожий на отдаленные раскаты грома, заставил позабыть обо всем. Громыхнуло где-то там, над заболоченным, густо поросшим камышом лиманом, и от этого в небе сделалось неуютно и пусто, несмотря на безоблачный и ясный горизонт вокруг. Неужели гроза?
Во всяком случае, нужно было спешить. Он никогда не летал в грозу, но знал, как это опасно. Он прислушался снова. Бескрайняя, лишь изредка нарушаемая криком птиц тишина стояла над плавнями. Нет, наверное, ему показалось…
Он парил в вышине, привычно и чутко перебирая несмелые дуновения ветра, пробегавшие в неподвижном воздухе. Сухо шуршал о крыло неведомо как залетевший сюда горячечный, душный порыв степной поземки, ослепшей в пыли вековых большаков. Нежным теленком ласкался пряный молочный настой поймы зеньковского гирла, словно только что взятый из-под парного коровьего бока с дальних лугов в конюшине и мяте. Мелкою дрожью бежала с крыла предвечерняя сырость оврагов, крепкая грибная прель сменялась застойным дыханием стариц, а между ними, точно вплетенный в душистые девичьи косы, плыл над лиманом венок земляничных полян островов.
