— Вот теперь я все припоминаю, почти слово в слово.
— Эти похороны давали мне единственную возможность повидаться с Мэри Паккард.
— С Мэри Паккард?! — удивился Чарли.
— Мэри Паккард, единственная женщина, которую я любил. Мое честолюбие. Моя совесть. Ты знал, что у меня есть честолюбие, но я не уверен, что ты когда-либо предполагал, что у меня есть и совесть. Ну вот, Мэри была моей совестью, сколько бы ее у меня ни было. Я поступил в юридический колледж и стал первым в классе не ради того, чтобы доставить удовольствие тебе, Чарли, а ради того, чтобы получше выглядеть в глазах Мэри. То же самое, когда я стал заниматься адвокатской практикой. Я столько работал не из-за денег и прочего, не ради самих денег был младшим партнером в одной старой фирме. Все дело в том, дорогой, что я должен был вернуться сюда и жениться на Мэри Паккард. А я взял да и женился на Айрини, моей первой жене. Хотя я столько работал, факт остается фактом, что дела у меня пошли вдруг как-то очень уж легко, а Айрини произвела на меня глубокое впечатление. Богатство, красота, свет. Ну, ты сам знаешь, сколько это продолжалось, но, как ни короток был этот брак, его достало, чтобы наши отношения с Мэри испортились навсегда.
Вот, а когда я первый раз приехал на похороны, я вроде как приехал похвастать. Старик Беллоуз! Да он едва узнавал меня на улице, но я приехал на его похороны, и, само собой, Мэри тоже пришла. Еще бы, она и не могла не прийти. И тогда я понял, что Мэри всегда будет на похоронах людей с Холма. Она была одной из них. Я подписался на газету, и, когда кто-нибудь из них умирал, я решал для себя, пойдет ли Мэри на похороны, и, если ответ был положительным, я тоже ехал, если только мог.
Приезжая, я каждый раз видел Мэри, только не у нее дома и всегда не более чем несколько минут, и при каждой нашей встрече я просил ее быть моей женой. Уж она-то знала, почему я приезжаю на эти похороны. Я мог бы приезжать и на свадьбы, но она не очень-то любила вечеринки… Наливай еще, Чарли, я больше не буду.
Чарли встал, налил себе, снова сел и закурил сигару.
— Во время воины, может, помнишь, я приехал на похороны Монти Голдсборо, и в тот раз Мэри впервые была более чем просто вежлива. Вежлива-то она была всегда, но недружелюбна, не было того дружелюбия, на которое она была способна. Она сказала мне, что я красив в мундире — моложе и в то же время старше, сказала она. А я говорю: «Ну, Мэри, хочешь, я буду подле тебя до конца твоих дней?» А она отвечает: «Не так уж их много мне осталось». Она знала, сколько ей оставалось жить. Ни за что не позволяла помогать ей. Вернула все чеки, что я ей посылал. О, последние два-три года мы писали друг другу два раза в месяц. Вот и все.
