Один арабский мастер политэпиграммы примерно тогда же, в IX веке, понес заслуженную кару: палкой с отравленным наконечником – по пяткам (само собой, после омерзительных истязаний).
Других прецедентов моя хилая эрудиция не выдает. А также и после Гамлета ничего подобного «Мышеловке» в литературах европейских не вижу, припоминайте сами, я – пас.
Зато в литературе русской, всего-то за 275 лет (считая, как В. Ф. Ходасевич, с «Оды на взятие Хотина»), таких писателей – вот чтобы написал сам себе, своею собственной рукой (притом еще и заботясь о правильности слога), смертный приговор – сознательно написал, исключительно оттого, что не смог стерпеть затмения истины и надругательства над справедливостью, – таких людей набралось трое. Без сомнения, реально было даже больше, но некоторые погибли безвестно, не прочитанные никем.
Прошу понять правильно: храбрых – и даже безумно храбрых – людей, поступков и текстов было больше и в литературе прочитанной. В полном (моем) списке (от Радищева до Политковской) – около дюжины имен.
Но случай Гамлета: когда текст смотрит тирану в глаза и обращен прямо к его совести (которой, допустим, у него нет вовсе), к его самолюбию (чувствительному бесконечно); текст, содержащий презрение и правду, только правду и презрение; текст, после которого тиран должен бы прекратить собственную, сделавшуюся отныне невыносимой жизнь, но вместо этого, конечно, истребит и сам текст, и автора его, – случай Гамлета повторился в русской литературе трижды.
М. Ю. Лермонтов, «На смерть поэта».
Б. А. Пильняк, «Повесть непогашенной луны».
О. Э. Мандельштам, «Мы живем, под собою не чуя страны…».
Неоспоримый (признаю, что и загадочный) факт: «Повесть непогашенной луны» – самый полный и точный аналог «Мышеловки». Подробно описано коварное политическое убийство и указан – едва не назван по имени – заказчик и организатор: фактический глава государства.
Наверное, Б. А. не вполне отчетливо представлял себе, на что идет. Что его ждет, если он посмеет прожить еще двенадцать лет. Во всеуслышание сказать подлеца властителю средневековому – ну да, верная смерть, и пытка тоже возможна, но все-таки перед казнью не будут, как в Москве-1938, —
34
Боже, куда это меня занесло! Отнесло. Кормило отпустил, а шумило непослушно. (Ветрило, я хотел сказать.) Заплутал в окрестностях Немезиды. (Славные там окрестности, между Прачечным мостом и Цепным!) А плыл-то к Мнемозине – но перепутал богинь, за титаниду-бабушку принял декадентку-внучку. Вот мысль и удлинилась, – а была коротенькая совсем – куда же запропастилась? – а, вот!
